тонкие грани веток, и сердцем ощущал их хрупкость и скованность от почти мертвенного зимнего сна, думал, что не все из них проснуться весной. Многие, но не все. Волфу нравилась зима, её чистый, прозрачный холод, её парадоксальность: она обнажает сущность вещей, а может их скрывать или менять до неузнаваемости; она тихая, в ней замолкает всё, даже внутренний голос теряет поток бесконечно вяжущих мыслей, и она же бушует метелями, а её ветры завывают голосами призраков и жестокой смерти от ледяных объятий. Волф всегда ощущал единство с этой кристальной правдивостью зимы, и её тайнами, что она уносит каждый год с морозным поцелуем в объятьях своего же мягкого, глубокого зимнего сна.
Размышления Волфа прервал вышедший на веранду Цимих. С ещё сонным видом он взглянул на друга, кивнул в знак приветствия и молча стал закрывать все двери.
– Я тут подумал, – начал Волф, всё ещё стоя за порогом, – как хорошо здесь. Безмятежно… В Оплоте тихо и спокойно, однако совсем не так. Нет… Чувства не те же. Здесь как-то… Беззаботно что ли? Хотя я не уверен, что могу ощутить себя беззаботным в своём возрасте. Как давно ты чувствовал себя беззаботным? – спросил он друга, когда проходил мимо него внутрь веранды, а тот без тени сомнений захлопнул оставшуюся дверь на улицу, повернулся к Волфу, зевнул, ответил:
– Есть охота…
Советник усмехнулся и покачал головой.
– В этом весь ты, Цимих… Философствуешь только за бутылкой.
– Будешь выпендриваться – я сожру тебя.
– А я думал, ты свинину не ешь.
Цимих кинул на советника быстрый взгляд. Секунда. И оба расхохотались.
– Ну тебя!.. – махнул рукой финансист. – Между прочим, я просто умираю с голоду. Скажи, что мы вчера не всё сожрали…
– Вообще-то всё. А я говорил, что надо было больше еды брать при таком количестве вина!
– Пфф! Да мы даже две трети ящика не прикончили!.. Стареем? В былые времена ты, я, да Паэгон потом за ещё одним бежали, и вот тебе на – жалкий ящик не смогли вчера опустошить… Теперь я не только голоден, но и расстроен.
– Разве мы куда-то спешим? Или ты решил не брать выходной?
– Слово-то какое смешное – выходной!.. – насмешливо выдал финансист, уходя вглубь охотничьего домика. Волф шагал вслед за ним. – Та-ак… Где-то тут висело ружьё…
– Очень смешно, Цимих. Ты же всегда презрительно относился к охоте.
– К охоте ради пропитания – нет, а вот к охоте как к развлечению – да.
– Паэгон всегда этим грешил.
– Ага. При том, что он даже стрелять не умел. Помнишь, как он на полигоне выбил себе палец?
Волф прыснул себе под нос, потом с серьёзным видом воззрился на Цимиха:
– А вот ты меня тогда в стрельбе уделал…
– Что? До сих пор отыграться хотите, а, господин советник? К несчастью, тот раз был последним, больше я в такие развлечения не ввязываюсь.
– Да-да, –
