улочками. Говорили, что в полусотне метров под нами, на дне, до сих пор ржавеют машины, что побросали рабочие в ужасе от давней катастрофы. От соседнего костра долетали голоса девушек. Я был рад, что там не сидит Вильчур со своими братками.
Вскоре Блекота добился успеха. Мы подбросили веток, огонь выстрелил высоко и весело. Исчезли другие костры, звезды и карьер, остались лишь мы, прикрытые куполом света.
– Ну, что вам рассказать-то? Что тут вообще рассказывать? Мне, что ли, хрен себе узлом завязать или сразу застрелиться, а чего? Могу советы давать, как себе проще всего жизнь изгадить. Возвращаюсь это я, дубина конченая, из Кракова поездом и вижу, как Ника садится в купе, Ника тоже возвращается. Ну, мы заговариваем, в Катовицах заходит мужик с пивом, я покупаю, пиво теплое, противное. С первой упаковки она мне рассказывает про своего парня, со второй я уже вижу, что может мне и обломится, слышу от нее, что, мол, как хорошо, что будем вместе в одном месте и все такое, под конец выходим и бежим на автобус. Я уже чуть пьян, садимся рядом, темно, ни одной знакомой рожи. И только поехали, как Ника мне голову на плечо, руку на бедро, колено на колено, и ничего мне и делать не пришлось, хоть я, может, и хотел. И отцепилась от меня только в Рыку. У меня родители, я ее уговариваю заскочить к Дызю, в бар, подумать, что дальше, мне так-то не хотелось верить, что дела покатились именно так, а она на это сразу, что и речи быть не может, потому что Вильчур, что там наливает, не умеет держать язык за зубами. Я ей сказал, что другого о нем мнения, а она давай ржать и говорит, что именно от него знает про ту историю с «трабантом». Ну что ж, думаю себе, Вильчур ее точно порол, нет другого выхода. Ну, мы и очутились у замка. Ну, я не буду врать, что в самом замке, но там за деревом площадка, за площадкой стеночка, ну и мы за этой стеночкой, знаете, пока уж не стало рассветать. Сказала, что надо возвращаться, пока мать не встала, а то как встанет, так сразу догадается. Ну а что еще можно делать в Рыку в четвертом часу ночи, только пялиться. И представляете себе, я об этой всей истории забыл. Ну, может, не совсем. Пару раз пересеклись с ней – привет-привет, и ничего больше. Вроде как бортанула этого своего маппета, ну я подумал, что рубит хвосты перед Краковом, где в конце концов хрены что драконы, верите ли. Извините. Я правда не могу. Ну ладно, в конце концов, ничего особенного, мир будет вращаться и дальше. Во всяком случае, вчера звонит она мне, дескать надо поговорить, я льщу себя надеждой на повторение того праздника, а телка приходит с улыбкой шире ушей. И говорит: «А ты знаешь, нас будет трое!» Я даже не сразу понял, что она имеет в виду-то. Так легко, как что-то очевидное. Не спрашивайте, как я себя чувствовал. Думаю, какими ужасными могут быть слова. И самое плохое было даже не «трое», а это несчастное «нас».
У нас с собой была картошка, но пока никто не успел проголодаться. Мы сгрудились вокруг DJ Кривды, я подбросил дров, и огонь раскрыл красные ладони перед его мокрым лицом. Ему все время надо было что-то
