Андрей Прокофьевич, не кипятитесь, пожалуйста. Я вас прекрасно понимаю и сочувствую вам, но закон есть закон. Вы, как человек военный, это должны понимать. Мы во всём разберёмся, не беспокойтесь.
Я смотрю на отца с одобрением. Спокойный-спокойный, но если его разозлить, мало не покажется. Правильно, батя.
– Раз не приобщены к делу, значит взяты с нарушениями либо вообще подложные, – заявляю я. – Сфабрикованы с целью давления на потерпевшего. Это и ежу понятно, старлей. Если это всё, подписывай пропуск, нам в полк пора возвращаться.
– Порошу вас, гражданин Брагин, – говорит он мне, – вести себя прилично. Не заставляйте применять предусмотренные в таких случаях меры.
Да твою ж за ногу.
– А вот здесь имеется протокол опознания…
Если это месть, не за персону Троекурова, а за сам факт, за позор и удар по авторитету органов, то версии, казавшиеся раньше смешными, теперь будут использованы и раскручены на всю катушку. Ещё и Киргиза приплетут с его пушкой. Тоже поди записал, что я сообщил… Ну что за козёл этот Артюшкин. Нахера он оставил эти бумажки? Тварь неблагодарная. Знаю я таких, как он. Знаю.
– Послушай Суходоев, или как тебя там, – говорю я вставая. – Куда ты лезешь, а? Хочешь, как Артюшкин с Троекуровым в неизвестном направлении раствориться?
Знаю, что он здесь не причём, просто делает, что сказано. Роет. И нароет ведь гад. А что не нароет, домыслит. Сцуко!
– Подписывай пропуск, уходим мы. Будешь теперь с моим адвокатом общаться. Хер я сюда ещё приду.
– Вы присядьте, гражданин, – повышает он голос. – Я вас последний раз предупреждаю.
Предупреждает он меня. Ну Артюшкин, ну скотина! Подвесить бы тебя за одно место. Или два…
– Пап, да я тебе говорю, он специально это всё делал, чтобы я ему Каху дал на тарелочке с каёмочкой.
– А что это за Каха?
– Да он уже арестован. Я ведь помог его взять. Маме только не говори. Это тот, что деньги у меня вымогал, сынок второго секретаря. Полетел, кстати и папаша из-за сынка своего. Маме ни слова! Договорились?
– Ну, я врать ей не буду.
– Скажи, ушёл следак, а новый разбирается в старых делах. Это не враньё. Так всё и есть.
– Так а чего делать-то, если они будут это продавливать?
– Я сейчас на тренировку, а потом к Платонычу забегу. У него адвокат есть хороший. Попрошу его, пусть разбирается с этими отморозками. Понимаешь, их КГБ вздрючило за нарушения, вот они сейчас и лезут из кожи вон от злости.
Мы расстаёмся, но бегу я не на тренировку, а прямиком в горком. Удобно устроился, всё на одной улице, на Красной. И ментовка, и горком, и Новицкая и даже Трынин интернат.
Я прохожу прямиком к товарищу Ефиму. В приёмной уже имеется секретарша, а на двери табличка с его именем. Посетителей нет.
– Здравствуйте, – говорю я, – я к Ефиму Прохоровичу.
– По какому вопросу? –
