резинками…
Забирая сейчас на своей «Украине» в горку, мимо нашего двора, последнего перед линией (железной дорогой), оглядываясь, я разглядел позади, в начале улицы, направлявшихся сюда бабку с девицей в голубом платье. Свернув за крайним двором на боковую улочку, я какое-то время еще крутил педали, потом развернулся и стал. Сердце в груди отсчитывало секунды. Пора!.. Разогнавшись до сумасшедшего хода (ветер свистел в ушах), я на полном лету заложил вираж с боковой на нашу, краем глаза отмечая голубое пятно уже неподалеку от нашей калитки, и от этого моего полета все в душе у меня запело, небесного цвета шар раздулся у меня в груди и под это пение и сквозь это небесное я узрел, как посреди виража ноги мои вместе со всей «Украиной» уходят из-под меня вправо, вбок и как слева летит на меня земля!..
– Уби-и-илось! Дитятко уби-и-илось! – сидевшие на бревне у двора соседские бабки, вскочив, уже бежали ко мне.
Через минуту, с крест-накрест содранной через всю голую грудь и живот кожей, ведя навсегда искалеченный велик, я, хромая, прошел мимо презрительно взиравшей на меня девицы в нашу калитку.
Перемазанный йодом, спускаясь с крыльца, я вижу и слышу сидящих в беседке Мусю, Лелю и бабку, знакомым движением перебирающую три седых волосины на голове. Замолчав, мне дают понять, что в моей компании не нуждаются. Насвистывая, я хромаю за угол дома и, пройдя палисадом, завернув за второй угол, выплываю из тени на солнце. Подходя к ней, сидящей, прислонясь спиной к горячей кирпичной стенке, на бревнышке (все, что осталось от абрикосы), я, сбившись с мелодии, замолкаю…
– А-а, мальчик с проволокой… Родион, тебя как зовут? – спросила она, щурясь на солнце и игнорируя мои, залитые йодом, раны.
– Родион, – ответил я, не понимая, что не так.
Она засмеялась.
– Спишь еще с мишкой?
Я повернулся, чтоб уходить.
– Ты куда?..
Я остановился…
Через пять минут, сидя рядом с ней на бревне, я уже подсказывал ей по буквам мою фамилию, при этом мне казалось, что я младше своих тринадцати и что она всегда была в нашем доме.
– С «к», «р», и «ы» начинаются крылья, крыжовник, крыша, крыльцо… – перебирает она. – Значит, ты: Крылов… Крышкин… Крыльцов…
– Не-е-ет, – смеюсь я.
– Крыжовенко… Крынкин…
– Н-н…
– А что: Родион Крынкин!
Мы оба прыснули.
– Крымов! – осенило ее.
Я вздохнул.
– Ну, не знаю… Кто ж ты такой?.. – она поглядела на небо, ища ответа. – Не Крысин, нет?..
Этого удовольствия я ей не доставил…
– Хорошо, пятая буква – «я»… – смилостивился я. – Она же последняя.
Переведя на меня глаза, так словно мое лицо помогало ей в решении задачи, подставляя в уме по очереди согласные на недостающее
