полуэльф и направился к печи за чугунным котелком.
Голодный, грязный, мокрый Берт начинал жалобно хныкать, выгибался и вёл себя беспокойно. Фиона со вздохом развернула одеяло и мысленно подытожила – сопрел. Действительно сопрел. Нежная младенческая кожа местами покраснела и покрылась сыпью. Хотя бы сегодня Берта нужно было искупать.
Скоро в лазарет принесли ужин, – подсохшие лепёшки, рагу из овощей, немного вяленого мяса и крынку пряного напитка, – а затем притащили и широкий медный таз. Молодой дроу виновато развёл перед Фионой руками – корыта нигде не нашлось.
Беда ли? Ей подойдёт и таз.
После скромной трапезы Тициан помог натаскать воду, наполнил медную лохань и дриада захлопотала над орущим сыном. Купала, бытовыми чарами чистила одежды, а затем примостилась на лежанке и принялась кормить маленького крикуна.
Фиона поймала себя на мысли, что никогда до этого не делила быт с мужчиной.
Это было странно.
Непривычно.
Воспитанный полуэльф много раз видел, как шпионка кормила сына, но прямо сейчас тактично скрылся за шторкой купальни, решил воспользоваться изобретением вольмондских бунтарей. Послышался шорох одежды, – Тициан педантично сложил одеяния, – скрипнул рычаг, зашумела вода.
Наёмница продолжала кормить ребенка и с интересом смотрела на изящные эльфийские ступни, выглядывавшие из-под плотной брезентовой шторки. Ей вдруг стало любопытно, пытливый разум задавал вопросы. Как стекает холодная дождевая вода по белой коже полуэльфа? Какого цвета отяжелевшие от влаги волосы? Действительно ли эльфы преисполнены грации даже в таком рутинном деле, как омовение?
Под эти странные, возможно, неприличные мысли она и уснула. И где-то там в дремоте, на задворках сознания к ней явилась Азурра – дриадская старейшина.
– Наконец-то я нашла тебя, девочка, – сказала она, – Как долго ты не пускала меня в свой сон.
Глава 10
Сухое морщинистое лицо, обтянутое кожей, седые волосы, более не способные менять свой цвет, древесные корни, крепко обнимавшие хозяйку – вот она старейшина Азурра, древнейшая и мудрейшая, столетиями не покидавшая своего места. Она была так стара, что помнила дриадский лес ещё в пору тонких молодых побегов. Её лицо сохранило подвижность, но тело иссохло, задеревенело и сплелось воедино с тысячелетним дубом.
Явление старейшины во сне было событием редким и почётным. Не каждая шпионка могла похвастать беседой с мудрейшей. То было великим благом, речи древнейшей давали прозрение.
– Известно ли тебе, девочка, – неспешно проскрипел старческий голос, – Зачем я пришла в твой сон?
– Известно, мудрейшая, – дриада удивилась, как тихо во сне звучал её ответ.
В глубине души Фиона не желала изгнания, надеялась оттянуть свой приговор и даже сейчас до конца не была готова принять его.
– Тогда скажи мне сама, – губы Азурры всегда выражали печаль, хранили в памяти боль столетий.
– Ты
