«Значит, голубь замучен не какой-то кошкой, а ими», – подумал я. И начал читать им всем «лекцию», старательно внушать, что над птицами нельзя издеваться, в том числе и над голубями. Голубь – это наш символ мира и дружбы. Издеваясь над ним, вы делаете недоброе, даже пакостное дело. Если вы сейчас меня не послушаетесь, не уйдете отсюда, я пойду к вашим родителям, расскажу им, чем вы занимаетесь, и они накажут вас за это. Гляжу, они ничего не понимают. «Вождь», перебивая меня, капризно лопочет что-то по-своему. И уже с какой-то дикой дерзостью замахал руками. Голубь, забившись в угол вагона, стал озираться по сторонам, видимо, догадывался, что разговор идет о нем, решается именно его судьба. А когда «вождь» стал залазить в вагон, он стал метаться и, удивительно, на улицу не вылетал. Я уже хотел было сделать сердитый вид и повысить голос на «вождя». Но наш товарняк тронулся. Голубь опять в углу занял свое место. «Вождь» спрыгнул обиженный и недовольный. «Туземцы» окружили его и громко о чем-то заспорили.
Целые сутки прошли, а голубь, как ни звал я его, не слетал из своего угла. Видно, досталось ему от «туземцев», что никак не мог опомниться. Спустя еще некоторое время слетел мой голубчик, видно, голод и вправду не тетка. Стал клевать хлеб, который я ему заранее накрошил, но клевал с такой осторожностью, что стоило мне чуть шевельнуть рукой, как он норовил вспорхнуть.
Тут я горько усмехнулся, вспомнив наш лозунг: «Птицы – наши друзья». Вот явное доказательство, какие мы им «друзья».
Но через два-три дня голубь ко мне начал привыкать. Перестал бояться. Несколько раз вылетал из вагона, я думал: «Ну все, улетел насовсем!» Нет. Опять возвращался. Он быстро поправился. Гладким стал. Только хвост был неровный.
Наш товарняк уже подъезжал к Киргизии. И вот на седьмой день, до восхода солнца (я спал на тюках сена) голубь сел рядом со мной, заворковал, и я проснулся. Думал, что он есть захотел. С радостью накрошил ему хлеба, налил водички, а он ни пить, ни клевать не стал. Поворковал еще немного, поднялся и полетел. Полетел прямой линией, как будто давно запланированной, в ту сторону, где вставал рассвет. Я наблюдал за ним до тех пор, пока он не скрылся из виду. За неделю привык к нему. И расставание было неожиданным.
Я понял, что он меня разбудил для того, чтобы поблагодарить и попрощаться со мной. Голубь – птица умная.
Март, 2002 г.
Поэзия русской гармони
Прочитал я в «Горьковском рабочем» за 22 ноября 1985 года зарисовку писателя Александра Сизова под заголовком «Рождение гармони». Мне она напомнила, как несколько лет назад в рейсовом автобусе я увидел у незнакомого мужчины в руках самодельную гармонь. Я вырос в деревне и начал играть на русской и хромке еще со школьных лет. И различать фабричную гармонь от гармони любителя-мастера научился рано.
Разволновался я. Как, думаю, подойти, начать разговор, вдруг не поймет? Вышел он на одной остановке со мной. Я за ним. Не могу глаз от гармони оторвать. Дошел он до своего дома, замедлил шаг, поставил гармонь на лавочку и сам
