нисколько, да и нет задачи сейчас глушить эмоции – чем быстрее и глубже человек отгорюет, тем скорее ему станет легче. Ваш собеседник действительно видит сейчас мир только в черных красках, что, в общем, понятно. Если у вас достаточно сил, чтобы разделить его горе – скажите, что открыты к разговору в любой момент, и будьте готовы нырнуть вместе с ним в самые темные и мрачные глубины.
Оставайтесь в поле зрения. Любая поддержка очень нужна и важна, даже если со стороны это выглядит иначе. Ваш друг может быть безучастным или почти нормальным, или лихорадочно возбужденным, планировать глобальные перемены, злиться, рыдать, выглядеть потерянным – и он нуждается в вас в любом из этих состояний. Особенно тяжелые периоды могут длиться от пары дней до нескольких недель, и все это время вам нужно оставаться в зоне доступа для скорбящего, обеспечивая ему «страховочную сетку» на случай совсем уж плохих эпизодов.
Займите “взрослую” позицию. Вам тоже может быть тяжело, особенно если вы хорошо знали умершего, но постарайтесь все же справиться со своими чувствами. Нельзя страдать и охать рядом с человеком, переживающим утрату – это вы сможете сделать где-то еще и с другими людьми, у которых есть ресурс вас поддержать. А у горюющего человека может не хватить моральных сил на то, чтобы успокаивать еще и вас.
___
Спустя несколько лет после смерти мужа я наконец добралась до Владивостока – города, откуда он был родом и где прожил до своих двадцати лет. Отправляться в поездку было страшновато, не только из-за многочасового перелета и первой с момента похорон встречи с его родственниками, но и из-за неизбежных болезненных флэшбеков. Я помнила его рассказы про Шамору, Золотой рог, поездки в Благовещенск на поезде, рыбный рынок и морской вокзал, незамерзающий океан и маяки, и не знала, что почувствую, увидев это все вживую.
Я прилетела рано утром и завороженно, как ребенок, смотрела в окно такси, пока мы ехали из аэропорта. Пейзажи напоминали сериал Lost – ярко-зеленый лес в туманной дымке на склонах гор. Муж никогда не рассказывал мне про густой запах ламинарии в воздухе, про то, что кошкой здесь называют песчаную косу и по такой кошке можно во время отлива дойти до Токаревского маяка – главной открыточной достопримечательности города – и, если повезет, увидеть на камнях тюленей. На следующий день я сидела под непрекращающимся дождем на владивостокском пирсе, смотрела, как из волн там и тут высовываются головы бакланов, и думала, как же, наверное, сильно он должен был меня любить, чтобы оставить всю эту красоту и уехать в замечательную, но такую пресную и плоскую на фоне океанских бухт и сопок Самару.
До этой поездки мне словно не хватало нескольких кусочков головоломки, чтобы составить его образ целиком, от рождения до смерти. Я собирала их тут и там – морская звездочка с крошечного островка посреди лагуны, обточенный кусочек керамики из Стеклянной бухты, фото свинцово-серых кораблей на рейде, керамическая брошь в виде пятнистой
