и сама не помнит, где что спрятала. Осознание этого грело душу…
И не то, чтоб он до конца поверил в перенос – какой нормальный человек в такое поверит, до тех пор, пока его не поднимут на вилы крестьяне или не выпорют на конюшне, но на всякий случай прикидывал свои активы, что у него есть и чем он может оперировать. В России всё таки живем, тут надо быть готовому ко всему. И всё равно – жизнь так озадачит, что окажешься не готов.
Рыбаки, на удивление – сидели тихо, не ломились на волю, не требовали адвоката. Либо прониклись атмосферой темной кладовки, либо, что скорей всего – мучились жестоким похмельем от «пяти озер», утратой машины и неопределенностью. Освобождению обрадовались, а уж когда их накормили – совсем ожили, насев на окружающих со своими бедами. Обоим с утра надо было на работу, хотя хозяина машины, экскаваторщика Александра не сколько волновал вероятный прогул, сколько судьба украденной машины. Тут то их и огорошили, вывалив всё то, что было известно на данный момент.
Тут утренняя ситуация повторилась зеркально, теперь уже рыбаки стали подозревать, что деревенские если и не шизанулись на отличненько, то переборщили с выпивкой. Особенно их пугало то, что представитель власти в лице участкового не только не пресекал подобную шизофрению, но и потворствовал этому безумию, нагнетая обстановку не хуже остальных поехавших. Ещё и врачи, люди в белых халатах не вязали рассуждающих о переносе в прошлое, а тоже на полном серьёзе участвовали в дискуссии.
Если бы не ночная пора и темнота за пределами двора, хоть глаз выколи, освещаемая лишь костром (где пережигали на уголь поленья для мангала) и диодным светильником над столом – они бы лучше подались к реке, к спрятанной в овраге палатке и вещам, тревога за которые терзала сердца. Так что на всякий случай они старались держаться вместе и на дистанции, насколько это возможно, от гостеприимных хозяев. Айрат, работающий на том же заводе, что и Саня, по мере того, как стал осознавать, что несут окружающие – не выпускал из руки вилку из нержавейки.
А разговор, в уже изрядно принявшей на грудь компании – окончательно свернул на тему переноса в прошлое и тут Егор, собаку съевший как на зомбях и постапокалипсе, так и на попаданцах – нашел достойного собеседника в лице хирурга Толяна, который тоже был не чужд и особенно уважал Берга.
– Ты чо, -махал наколотым куском шашлыка на вилку Егор, – у Берга в «Лёхе» самая зачетная сцена, это где Лёха панцершоколада сожрал, с первентином! Я вот тоже думал, хорошо бы попасть во времена СССР, в деревню куда-нибудь. Я бы ветеринаром пошел. Анисим, а првда при союзе у вас опиум был в литровых бутылках, пятипроцентный? Такую страну просрали!
– Правда, – подтвердил Анисим, – только тебя, Егорка, таким макаром быстро бы определили из ветеринаров на Бакал, на зону всесоюзную для таких, увлекающихся. А не как при Путине, на год в санаторий.
– Это не санаторий был, а ребуха! Реабилитационный центр, не тюрьма, конечно, но и не санаторий! –
