слабо приоткрытых глаз, но ответ не посещает натерпевшуюся голову.
И почему я вообще этим заморочился, когда можно было продолжить спать? Поехали бы потом с Вадиком в мастерскую, и я бы обо всем этом даже не задумался.
Позволить засесть этой мути в голове я не мог и попытался отогнать любой намек на назойливые размышления. Поступать так приходилось не впервые. Каждый раз, когда в голову влезала тема о девушках, меня не покидало чувство, что разборки с ней лишь часть чего-то массивного. Чего-то, с чем совершенно не хотелось иметь дела.
Казалось, что, начав размышлять, я порву сотканный шарфик своей жизни, который из-за одной выбившейся нити, если ту потянуть, распадется. И мне придется думать, что делать с прахом волокон в руках.
Но вновь задумался.
А я сам не так же глуп, как они? Так же шляюсь везде без разбора, сам же и не знаю их гребаных имен. Даже не слышал ни об одной. Неужели мы все здесь так мерзки?
Все эти девицы, поддающиеся безотчетному пьяному желанию, и дерьмовые парни, среди которых я, под любым гребаным предлогом помогающие им в этом? Неужели все действительно…
Мысль обрывается от бормотанья и приглушенных басистых стонов, не дав докончить размышление и зациклить их на выводе.
Корчившийся на кровати Вадик, схватившийся руками за голову, продолжает кряхтеть, пока я с некоторым сожалением наблюдаю за ним. Поджав колени к животу, обнимает их и хриплым шепотом обращается ко мне:
– Дай воды, а то я сдохну, не кактус же, – перекатывается на другой бок и на время замолкает, свыкшись либо с тошнотой, либо с головной болью. Либо со всем ассорти сразу.
Проковыляв на кухню, замечаю, что внизу еще есть бодряки. Несколько человек распластались на диване, пока один, сидя на полу у кофейного столика, перебирал струны на гитаре.
Никто на меня внимания не обратил. Все были заняты гитаристом, затянувшим костровую «Батарейку».
Под завывающий голос певуна я плеснул воды из кувшина до краев широкой чашки, откопанной в хламовнике у раковины. Но, понимая, что чашка не спасет от похмелья, отливаю воду обратно в кувшин.
Вернувшись в комнату, застаю Вадика повернутым на кровати к выходу. Друг отрывает голову с рук и переводит на меня измотанные выразительные глаза. Молит воды.
Вырвав кувшин из рук, жадными глотками осушает его до дна, а после подает обратно, едва не уронив, и вновь обрушивается поперек кровати.
Видно, стало легче.
– Зачем я столько выпил? Подохну же, даже внуков маме не наплодив, – жалобный голос Вадика так и подбивает сказать колкость. Но, взглянув в его чуть приоткрытые, блуждающие по стенам глаза, откладываю это на потом.
– Потому что живешь по принципу «предлагают – пей», вот и хлебаешь, как в три рта, – друг слабо усмехается.
– Нихрена не помню. По башке как обухом влепили, – привстает и садится, облокачиваясь о спинку кровати. – Что я делал?
– Хочешь услышать о своих подвигах? Во всех
