и передал мне со словами:
– В первый раз встретились, а подарить тебе нечего, держи вот маленькую безделушку!
Взяв эту безделицу, я так же, как он, сказала, мол, какие церемонии среди своих. Штучка была увесистая, мягкая и гладкая, зелень радовала глаз. С начальником Цянем я спала уже несколько лет, и он оказал на меня немалое культурное влияние. Я уже не была человеком заурядным и сразу поняла, что вещь хорошая, только узнать бы, что это.
Сяоцзя, надувшись, с обидой смотрел на отца. Тот усмехнулся:
– Нагни голову!
Сяоцзя послушно опустил голову, и старый хрыч повесил ему на шею что-то продолговатое, сияющее серебряным блеском на красной тесемке. Сяоцзя поднес эту штуку к моему лицу, и я увидела, что это шейный амулет, замок долголетия. У меня невольно раскрылся рот, и про себя я подумала, что старый хрыч, наверное, считает, что его сыну едва исполнилось сто дней.
Позже это подношение старого хрыча при первой встрече я показала названому отцу. Он сказал, что это кольцо надевают на большой палец при стрельбе из лука, оно гранится и полируется из наилучшего изумруда, считается дороже золота, и такое сокровище могут носить только императорские родственники и потомки знатных фамилий. Левой рукой названый батюшка ласкал мою маленькую грудь, правой играл с этим кольцом, без конца восклицая:
– Прекрасная вещь, прекрасная, воистину прекрасная вещица!
– Я сказала, что подарю ее ему, если нравится.
– Как можно, как можно, – воскликнул он, – чтобы благородный муж отбирал любимое!
– Я женщина, – возразила я, – разве может для меня быть любимым кольцо для стрельбы из лука?
Названый отец продолжал вести себя с напускной церемонностью, и я спросила:
– Так ты хочешь его или нет? Не хочешь, так я его разобью.
Он тут же сказал:
– Ах, сокровище мое, ни в коем случае, хочу.
– Надел кольцо на палец и время от времени подносил к глазам, чтобы полюбоваться, даже забывал о таком важном деле, как ласкание моей груди. Позже названый батюшка повесил мне на шею нефритового бодхисатву на красном шнурке. У меня аж глаза загорелись, как понравилось украшение, вот уж точно женская вещица.
– Спасибо, названый батюшка, – сказала я, поглаживая его бороду.
Он перевернул меня лицом вниз, оседлал, как коня, и, тяжело дыша, проговорил:
– Красавица моя, хочу хорошенько покопаться в прошлом этого твоего свекра…
7
Под мрачный и холодный смешок свекра от его сандалового кресла и сандаловых четок в руках вдруг пахнуло тяжелым ароматом, от которого у меня зарябило в глазах и сердце бешено забилось. Ему было наплевать, жив или мертв мой родной отец, он не обращал внимания на мои заигрывания. Весь дрожа, он встал, отшвырнул четки, с которыми недавно не мог расстаться. Глаза сверкали похожими на звездочки лучиками. Что за огромная радость так взволновала его душу? Какая такая огромная
