иной раз не поймёшь, – сдержать ехидной усмешки не получилось. – Дерётся – плохо, молчит – плохо. Что тогда хорошо?
– Вы не так меня поняли, – спохватилась учительница. Её дребезжащий голос неприятно ударил по ушам, от чего я даже скривилась, захлопав глазами, в попытке прийти в себя. – Я знаю о вашей ситуации с папой Вадима и понимаю…
– Что простите?
Часть волос спала на правую часть лица, стоило мне наклонить голову слегка в бок. Мне показалось, что я ослышалась, но по напуганному лицу Марины Александровны, поняла, что нет.
– Мне кажется, узнавать информацию о семье учеников не входит в ваши должностные обязанности.
Мне пришлось откашляться дважды, прежде, чем я смогла с более-менее спокойным тоном произнести эти слова. Мои скулы выделились, от чего свело нижнюю челюсть. Взгляд стал острым и колючим, а брови недовольно свелись к переносице, формирую морщинку между собой.
– Вы неправильно меня поняли. Я имела в виду, что, возможно, Вадиму нужна помощь. У нас есть хороший психолог в школе, и если вы…
– Ему не нужна помощь.
– Вот это мне передал учитель литературы, неделю назад. Это учитель информатики, а это математики.
В один момент передо мной на учительском столе, с кучей папок и тетрадей появилось несколько вырванных листов в клетку с рисунками, сделанными чёрной ручкой. Изображения были своеобразные. На большинстве из них были изображены люди, но без лиц. У некоторых за место четырёх конечностей было шесть, а то и восемь. То, что привлекало внимание больше всего – разнообразные линии, которые витиеватыми узорами окрашивали животных и людей. Смотреть на такое было не очень приятно.
– И что? У Вадима была только чёрная ручка. Он нарисовал пару персонажей из аниме или компьютерной игры. Какие здесь могут быть проблемы?
– Я показала эти рисунки нашему психологу, и он сказал, что возможно у Вадима есть склонность к депрессии.
– Вот оно как, – сдавленно выдохнула я. Гулкий звук удара ладоней о парту разнёсся по маленькому классу. Вскинув голову, я устремила воинственный взгляд на Марину Александровну. – Значит вы показали рисунки моего сына психологу без моего разрешения. Интересно, что на это скажет Департамент?
– Милана Анатольевна, я хочу, чтобы вы поняли меня правильно.
– А я хочу, чтобы ты услышала меня. Ещё раз полезешь в мою семью, я напишу такие письма в Департамент, что тебя даже в самую далёкую сельскую школу не возьмут, ты поняла меня?!
Голос сорвался и мое тело вновь прошибло продолжительной дрожью. Грудь тяжело вздымалась, а ноздри расширялись при каждом вздохе, как у быка. Дышать стало тяжело. Сжав крепче челюсть, вырвав рисунки из-под пальцев Марины Александровны, стараясь сохранять баланс, я вышла из кабинета, хлопнув дверью.
Впервые за последние пять лет меня трясло настолько сильно. Я не смогла даже дойти до ближайшей лавочки, рухнув на пол. Какая-то мелочевка выпала из сумки, укатываясь в разные стороны. Пальцы нервно
