этих понятий. Сенсуализм, поскольку он не смог решить эту проблему, сомневается и отрицает только факт человеческого познания, поскольку он дается существованием наук. Но сенсуалистический скептицизм должен молчать о факте; он не может спорить против факта. Но поскольку он не мог объяснить этот факт, он просто переосмыслил его в терминах последствий своей сенсуалистической теории. Этот консеквенциализм – зло сенсуализма и эмпиризма, который прежде всего не способен понять и признать факты в том виде, в каком они даны. Эмпиризм в философии прямо противоположен эмпирической процедуре в эмпирических науках. Так называемые эмпиристы в философии, которые постоянно восхваляют и рекомендуют опыт для обучения, знают его и его применение очень мало. О нем и его использовании можно узнать только в самой эмпирической науке.
Кант не спрашивает, возможно ли знание, возможны ли синтетические суждения a priori, но он спрашивает, как они возможны. Вопрос о том, возможно ли познание, нигде не является разрешимой проблемой. Ведь для того, чтобы решить, возможно ли познание, уже предполагается, что познание возможно. Даже для того, чтобы распознать то, что я не могу распознать, я уже должен предположить возможность познания. Таким образом, в проблеме возможности познания есть противоречие, поэтому ее решение невозможно. Проблема, положение которой содержит противоречие, не может быть решена, но должна быть отвергнута. Отказ от противоречий в мышлении – единственно правильное отношение, которого они заслуживают. Поэтому Кант был прав, когда спрашивал не о том, возможно ли знание, а о том, как синтетические суждения возможны a priori.
По этой причине полемика Гегеля против проблемы Канта здесь также неприменима. Гегель говорит («Энциклопедия», Сочинения, стр. 15), что стремление Канта исследовать возможность познания подобно мудрому решению схоласта научиться плавать, прежде чем войти в воду, ибо исследование возможности познания само является познанием. Но желание познать, прежде чем познать, подобно схоластическому решению научиться плавать, прежде чем войти в воду. Однако это опровержение не применимо к попыткам Канта. Ведь Кант спрашивал не о том, возможно ли познание, а о том, как оно возможно. Более того, плавать можно научиться и до того, как войти в воду, как можно научиться и в воздухе. Никто не станет слепо и наугад бросаться в воду, чтобы научиться плавать. Но заниматься познанием, как рекомендует Гегель, – это просто гимнастика мысли, к которой Кант предусмотрительно отнес проблему возможности познания, поскольку наука – это не слепое познание, а методическая процедура познания, а исследовать возможность познания, которым занимаются другие науки, – это проблема философии.
Вопрос о возможности познания, или об условиях, при которых познание возможно, касается происхождения, опосредования и цели, или объекта и истины познания. Познание возникает, каким бы то ни
