колбасой.
– Подождите, Семейкин, – вмешался Подпасков, вспомнив, что он журналист центрального издания, – а что там, в этой столовой?
– А там, уважаемый товарищ, – мужчина в бушлате глотнул пива, оставив на кончике красного носа пивную пену, – вода с потолка капает прямо в котёл, входная дверь выбита, и сидеть не на чём. А про ложки, чашки и тарелки, я уже не говорю…
– А как же вы кушаете? – Подпасков выпил сразу полстакана остывшего чая.
– А стоя кушаем, уважаемый товарищ. А ложки с собой носим. Кто в сапоге, кто в кармане… – мужчина двумя скрюченными пальцами с въевшейся в кожу «технической» грязью смахнул пену с носа, вытер палец о край кружки и сделал добрый, на полкружки глоток, – а кашу нам дают или пригорелую, или недоваренную… Сырой водой разбавляют. На такой каше много с американцами не на воюешь…
Подпасков поперхнулся чаем, Семейкин перестал жевать.
– А почему, товарищ, вы решили, что… – Подпасков старался не спугнуть неприятного мужчину.
– Да ты что, – пьяный неприятный мужчина в бушлате перешёл на «ты», – газет не читаешь?! Не сегодня – завтра начнётся.
У мужчины были жёлтые под цвет пива белки глаз. Мужчина понизил голос и доверительно шепнул Подпаскову: «Хотя весь город говорит, что уже. Уже всё опять и началось. Только нам пока не говорят. Хоть бы раз правду вовремя сказали. Выпивать будете? Вижу, вам, уважаемый, надо после вчерашнего».
В подтверждение серьёзности своего предложения мужчина распахнул полу бушлата. Из внутреннего кармана игриво торчало горлышко бутылки водки. Подпаскова затошнило. Семейкин схватил Подпаскова под мышки и вытащил на свежий воздух. Подпаскова вырвало прямо на красную кирпичную стену, на которой готикой было написано по-немецки: «Wir kapitulieren Nie!» («Мы не сдадимся!»).
Чтобы разрядить неловкое молчание, Семейкин, дипломатично изучая надпись на стене, сказал: «Пренебрегают у нас вкусовыми качествами питания некоторые работники рабочих столовых…».
Когда они вернулись в чайную, мужчины в бушлате за столом не было. Официантка Раечка, сказала, что мужчина только что ушёл, не допив пива. И что Семейкин и Подпасков должны были с ним столкнуться в дверях. На столе осталась наполовину не допитая кружка пива. По её стенке стекала пена, снятая незнакомцем грязным пальцем со своего длинного носа.
На улице Семейкин распахнул перед Подпасковым заднюю дверь «опеля».
Подпсков спросил: «Как вас по имени-отчеству, Семейкин?»
Семейкина звали Андреем Николаевичем. Подпасков сел на переднее сидение: «Поехали, Андрей Николаевич». До колхоза «Красный юнга» было часа три езды по «берлинке», автобану №1 Кёнигсберг – Любек.
Три виселицы
Правление «Красного юнги» было расположено в здании управления бывшего немецкого конезавода. Перед входом в правление стоял памятник коню. Подпасков нагнулся, пытаясь хоть что-то понять из немецкой надписи на латунной табличке на мраморном постаменте.
– Это памятник немецкому коню, – к двум
