Хармавахита!.. Решил, что я умер, и примкнул к группировке моего бездарного старшего брата!
– Простите меня…
– Рой, ты ни при чем. Ступай, Хармавахит идет. Как удачно он появился… Спрошу напрямую. Пусть эта дорога в порт, дорога у Львиной скалы, станет его дорогой в преисподнюю.
– Господин Дикка, поберегитесь! Нельзя выступать против бога Солнца!
– Ра не будет этого терпеть! Жрец извратил волю бога в свою пользу. Он напрасно думает, что бог поддержит его во всех трусливых поступках. Он насквозь прогнил. Рой, тебе пора уйти. Ты ничего не слышала. Уезжай быстрее из этого прогнившего города, возвращайся к родителям. Найди себе мужа и живи, может быть, и небогатой, но достойной жизнью. Иди!
Взмахнув левой рукой, Дикка отослал девушку и крикнул, стоя под Львиной горой:
– Хармавахит!
Шедший по верхней дороге священник обернулся на голос.
– Кто там?
– Не узнаёшь? Это Дикка. Спускайся сюда.
– Господин Дикка? Вы так изменились… Поспешу к вам.
Священник с тремя сопровождающими спустился с Львиной скалы на песок.
– Как я рад видеть вас в добром здравии!.. Это благодаря силе бога Солнца. Я каждый день от всего сердца молился за вас.
– А не ты ли обратился в ересь Семетопетес?
– Что вы говорите!.. К тому же их вера – не ересь. В далекой древности у них и у нас были общие боги… Но не лучше ли скорее в крепость? Я позову слуг.
– Нет нужды.
– Госпожи вас ждут.
– Мне нет дела до этих грязных женщин.
– Что вы такое говорите? Они денно и нощно беспокоились о вашем благополучии.
– Потому что без меня им будет нечего есть.
– Ни в коем случае!
– Что с Микул?
– Забудьте об этой девушке. Она не может быть вам полезна.
– Вы убили ее?
– Что?
– Принесли в жертву? С каких это пор бог Солнца Гизы стал требовать человеческих жертв? В далекой древности фараон строго запретил приносить человеческие жертвы. Это языческий обычай. Нечистый.
Священник отвечал спокойным голосом:
– Вы устали, господин Дикка. От кого вы услышали эту ложь?
– Тогда я хочу увидеть Микул. Приведите ее сюда.
– Эта девушка нарушила порядок, установленный в крепости. Эти нарушения уже нельзя было больше терпеть. Она – деревенщина, не знающая городских обычаев.
– Она просто не следовала дурацким правилам, придуманным прогнившим сбродом. И из-за этого ее убили?
– Вернули в деревню. И дали с собой все, что ей было нужно для счастливой жизни до конца дней.
– Ложь! У всех на виду ее затащили на зиккурат, связали руки и ноги и утопили в воде. Потом сняли кожу с ее тела, и мать Семетопетес плясала, надевши ее на себя. Из ее черепа сделали
