достала из-под кровати свой маленький чемоданчик и с сожалением заметила, что, кроме носочков, трусиков, маечек и капроновой косынки, там ничего подходящего для этих целей нет. Тогда она подошла к шифоньеру, открыла его и увидела Любино платье, которое висело на плечиках. Оно было очень красивым, из блестящей тёмно-синей ткани.
«Вот и хорошо! – подумала Маруся. – В таком платье меня точно никто не заметит».
Маруся, подставив табуретку, сняла платье с плечиков. Примерила. Оно оказалось очень даже велико. Немного подумав, Маруся взяла большие ножницы, которые лежали у швейной машинки, и, как умела, разрезала платье посередине.
«Теперь у меня будет платье, – любовалась на себя Маруся перед зеркалом, примеряя верхнюю половину бывшего платья сестры. – А Любе достанется юбка. Вот она обрадуется!»
Неожиданно в Марусе проснулся непередаваемый азарт модницы. И она, передвинув табуретку от окна к комоду, на котором стоял трельяж, первым делом достала из маминой шкатулки бусы с разноцветными камушками. Маруся надела украшение поверх платья. Хотела надеть еще и клипсы, но они постоянно спадали с ушей, так что пришлось с сожалением вернуть их на место. Потом Маруся вспомнила, что девушки как-то закрепляли на волосах шиньоны. У неё шиньона не было, но, бросив взгляд на свои новые валеночки, модница неожиданно поняла, что это именно то, что нужно.
Она примерила один валеночек к голове, а чтобы он не упал, привязала его, как сумела, косынкой.
«Хорошо получилось», – подумала Маруся, оглядевшись в зеркале со всех сторон. Накинула поверх платья шубку, на ноги надела свои старенькие валенки, которые взяла с припечка. Уже хотела идти, как вдруг вспомнила, что забыла накрасить губы. Она не раз видела, как прихорашивалась перед зеркалом старшая сестра. Теперь ей самой в первый раз в жизни требовалось навести красоту. Не раздеваясь, девочка кое-как забралась на табуретку возле комода, на котором стоял трельяж. Нашла губную помаду, вытянула губки в трубочку, как это делала сестра Люба, и нарисовала себе красный ротик. Он получился, конечно, неровный. Затем она припудрила лицо, сделав его неестественно белым, добавила немного румян и, подумав, нарисовала черным карандашом еще и брови. Получилось совсем неровно, но очень ярко. Маруся не стала стирать макияж. Пусть будет так.
Вспомнила Маруся и о том, что на танцы надо приносить какую-нибудь пластинку. Проигрывателя у них дома не было, но пластинки всегда лежали на этажерке. Она взяла самую верхнюю и вместо надписи просто прикоснулась к ней губами, оставив отпечаток.
«Ну ладно, вроде бы всё. А то пока я буду собираться, и танцы закончатся», – подумала она.
Накинула на голову шаль. Выключила свет и захлопнула за собой дверь. Немного постояла, убедившись, что та не откроется, а потом почти бегом направилась самой короткой дорогой до клуба.
Взбираться по высоким ступенькам ей постоянно что-то мешало: то пластинка, которую она держала под шубой, то валенок, выползающий из-под
