сот сознания дошла
яснее, чем Благая весть,
не тем, что якобы была,
а тем, что безусловно есть.
В неодолимой темноте
немыслимые берега –
есть очи те, и окна те,
и в легком золоте луга.
И этот невесомый свет,
размытая в ночи звезда –
на полотне с названьем «Нет»
с холстом не связанное да.
***
Что очень важно словам,
как воздух, нужным двоим –
непосвященному, вам,
несуществующим, им?..
По сути дела, строка –
способность света звучать,
как в русле тела река
с ее мечтой замолчать.
Не время мчится вперед,
а в «заднем» зеркале вид.
По существу, речь идет,
а говорящий стоит.
***
Поэзия – плод откровенья,
и, вероятно, дело в том,
что подлинник стихотворенья
всегда – в неведомом «потом»,
в котором, погружаясь снова
в страницу эту, то есть ту,
глаз наполняет, слово в слово,
сегодняшнюю пустоту
столбцами будущими теми,
чей, глубиною в жизнь, скачок,
уравновешивая время,
всесильным делает зрачок,
и этому преображенью
ума – оптическая дань –
меж творчеством и воскрешеньем
выскальзывающая грань.
***
Слух – наваждение глухого.
Лишь в этой нажитой глуши
не в звуке явленное слово
касается самой души.
Становится настолько тихо,
что кажется: скорей всего,
за этой тишиною – выход
в действительность из ничего.
3
Богомол
Застывший в листьях винограда богомол
под заблиставшим небом кажется пришельцем,
который с веточки своей легко бы мог
на Млечный Путь перемахнуть условным тельцем.
Случись в одно мгновенье что-нибудь с Землей,
с зажженной свечкою на блюдце, с виноградом,
в недосягаемость «зрачок» ушедший свой
он окружит каким-то незнакомым садом.
Всё, вроде, то же: небо звездное, лоза,
в сознанье пламечко лучится как лучилось,
но неподвижные горошины-глаза
не оставляют мыслям выбора: случилось.
***
Картины Нового Завета
без слов и кисти написал
не человек, а человеком –
осваивавший небеса.
В
