Иногда моросило – будто где-то наверху трясли маленькой лейкой. И в такой тоске Кристиания быстро потеряла свои краски – благо пока что эти страшные явления затронули только самые ее границы. Где-то глубоко внутри, на втором кольце, еще густо стояли изумрудные леса и шипело бирюзовое море; но об этом потом.
Семья Марты не покинула границ с внешним миром, потому что ее родители – и они очень гордились этим – знавались с Кукольником и получили от него весть: не двигаться, никуда не сбегать, все будет в порядке. Многие их соседи собрали вещи и уехали поглубже, туда, где еще шпарила солнечная жара или по-сатанински грохали молнии во время гроз, но особой надежды в их глазах не было. Все боялись, что эта муть быстро распространится по всей стране, а там пиши пропало.
Итак, волосы Марта собрала в косу. Ее длинные волосы все еще отдавали здоровым каштаном, и за ее косу ее же можно было хорошенько раскрутить и закинуть прямо за изгородь, поверх запертых высоченных ворот, ведущих в Копенгаген. Только вот Марта бы вам этого не позволила и скорее переломала бы вам руки, если б вы решили с чем-то таким на нее посягать.
Она развешивала черно-белое белье на веревке, точнее – перевешивала на другую сторону двора в надежде, что с запада ветер будет дуть получше. Одни и те же ночнушки уже четвертые сутки висели на улице и все еще были влажные насквозь. От этой непонятной жути ей иногда хотелось плакать, и никто не хотел ей объяснять, что же происходит и как это остановить. Да если бы она могла хоть что-нибудь сделать – она бы не раздумывая отправилась куда угодно и сделала все что угодно. Но дни шли, белье не сохло, на дворе стоял Апрель, и ее душа начинала покрываться плесенью.
Марта расправила ночнушку и тут услышала стук, будто кто-то стучался на крыльце в дверь. Она обошла дом, чтобы поглядеть, кто пришел, и обнаружила у дверей Кукольника. Он явился из какой-то несусветной дали, в которой даже не знали, как называется эта дивная страна, в которой все живут, оттуда, где даже не знали обыкновенных человеческих языков, а пользовались своими, непонятными языками, походящими на щелканье, щебет и стрекот. Об этом говорил его незаурядный вид. Кукольник походил скорее на огромную птицу, чем на человека, каким она его помнила. Огромные глаза смотрели вокруг слегка растерянно, но цепко, будто убранство дома он видел впервые и тут же находил в нем развлечение. Кукольник топтался на крыльце и отстукивал по дереву каблуками своих серебристых сапог; на нем были ярко-синий, с продольными линиями плащ и малиновые штаны, а его черные-черные волосы торчали в разные стороны, похожие на перышки. Марта так рада была его видеть, но еще больше она была рада видеть все эти выразительные, яркие цвета, по которым истосковалась до смерти.
– Здравствуйте, учитель, – сказала Марта и протянула руку. И Кукольник взял ее ладошку в обе свои и покачал ею из стороны в сторону, внимательно глядя в ее бледнеющее по минутам лицо. – Чего
