Рикель!-Заключила Алка. – Подними волосы.
Ирка подняла.
– Шанель! Будем делать « Бабетту», хотя нет, это – слишком. Небрежно заколем большой заколкой.
– Платье и босоножки – сто, заколка – двадцать пять.– Объявила Рожкова.
Ирка оглянулась на Алку. Дело в том, что на двадцать пять рублей можно было поужинать в ресторане с сухим вином, горячими и холодными закусками, с кофе и мороженым впятером.
Рожкова внесла несколько заколок. Алка выбрала большую, ассиметричную, в виде модерновой пряжки.
– Дарю за поступление в институт.– Сказала она Ирке.
Остальные сто рублей Алка заставила потратить на джинсы. Шел 72 -ой год, в Москве в джинсах ходили единицы, и то только в центре – « в центрах», как тогда говорили. Ирка не могла решиться сумму, превышающую мамин аванс, выложить за одни штаны! Штаны фирмы Ли сидели идеально, и, что немаловажно, здорово стройнили Ирку. В них она казалась модней и круче, хотя тогда так не говорили.
– Ты посмотри, – шипела Алка, – смотри, какая ты стала! Видишь? Ноги кажутся длиннее!
– Да-а, – удивлялась Ирка, – вот это да-а!
– Это же джинсы, да еще Ли! Все обращать внимание будут теперь.
– Брать? Господи, как дорого!
–Дорого? – вмешалась Рожкова. Вам повезло еще. Их можно продать и за двести. Просто срочно нужны деньги.
– Если не возьмешь, я сама тебе их куплю.
– Ну нет, не надо сама. Давай возьмем.
Дома Ирка мерила обновочки еще несколько раз. К платью и босоножкам она добавила мамину сумочку и ее же, вернее еще бабушкины золотые часики. На следующий день, именно в таком виде она отправилась на концерт. Шла не спеша и на этот раз, потому что в такой одежде и аксессуарах нельзя быть суетливой. В Ирке электрически включилось достоинство, ведь на нее оглядывались даже женщины.
Володя играл в Большом зале Московской консерватории последним, его поставили в конец, как самое яркое ожидаемое выступление.
Московская консерваторская публика – это уши, и не просто уши, а профессиональные, натренированные годами уши. Их ничем не проведешь. Они требуют совершенства, школы, профессионализма, личности, таланта. Эти уши наслушались столько музыки, и в чужом и в своем исполнении, что знают не только каждую ноту, но и точку над ней, и паузу после нее, и нюанс, написанный в тексте. Уши помнят, как эту или другую пьесу исполнял этот, и десять лет назад играл тот, и почему молодой лауреат играл лучше народного артиста… Играть этим ушам страшно, но и весь смысл занятий музыканта – играть этим ушам. Только им ты сдаешь экзамен, только здесь ты знаешь себе цену.
Горянский экзамен сдал. Ему устроили овацию.
Счастье и пот из-под челки, гордость и благодарность публике – самое первое состояние после концентрации внимания и крайней ответственности на сцене, а дальше Володя вдруг остался один. Он вышел из душного зала на летний ветер, а душевный подъем, который наполнял его, как кислород
