слушала «Валерия Францевна» текст «Романа Васильевича». – Казалось: постоять, опомниться, прийти в себя – и все каким-то образом переменится… Куда идти? Домой? «Домой»… Не появись она там неделю – не хватятся… ни хозяйка, ни хозяйская дочка. На работе – другое дело… На работу – утром, а сейчас?.. Куда?.. Утром обступят с расспросами. Кто возмутится, примется с ходу решать, что же делать, советовать… кто молча отойдет: «Так ей и надо»… Но то – утром… Переживание понемногу сменялось безразличием, пустотой. При аварии на подстанции в доме зажигают свечу. Или не зажигают… Окончательно опомнилась она уже на проспекте: откуда-то издалека и снизу, от реки, донесся приглушенный, с переливами, трамвайный звонок… Освещенная слева-сзади садившимся солнцем, громада темнолицего каменного вождя высилась в стороне, подменяя живого, теперь уже навсегда. Она впервые почувствовала эту разницу: каменный вместе с живым и – только каменный… Как-то это совпадало с тем, что сегодня произошло…
– Зоя!..
Он стоял на балкончике с поднятой рукой. Этот дом на проспекте, с балкончиками.
– Зоя, стой там! Я спускаюсь!
Конечно. Конечно, она шла сюда. К нему. Куда же еще?
– Ну!.. Как?! Что?!
– Что?.. А-а-а, это… Да ерунда все, выслушали и… – улыбнувшись рассеянно, она пожала плечами.
– Ф-фу!.. – выдохнул он… – Я же говорил!.. Я говорил! Что там, тупицы сидят?! Ясно же, как божий день… Ф-фу… – он провел рукой по лбу… – По мороженному?..
Ее всегда завораживала эта процедура: вафельный кружок… выезжающая из цилиндра масса… вафельный кружок…
– Зойка-Зойка… – засмеялся он, глядя сбоку на то, как она лакомится…
Она засмеялась с ним за компанию: чувство облегчения словно передалось ей от него.
– Зойка… – прошептал он ей на ухо.
– Люди смотрят… – отодвинулась она.
– С утра знал… Сегодня день такой… – он обдал ее этим своим взглядом… этим, на который у нее не было иммунитета… – Проснулся: знал… Видишь, я – ясновидец… Вот, день еще не кончился, а уже… Не хочу, чтоб кончался… А ты?
Она уставилась под ноги. Подняла на него глаза.
– Не хотел говорить раньше времени… – пробормотал он, – Зоя… пойдем сегодня ко мне… Не к тебе, а ко мне.
– С ума сошел? – прошептала она.
– Отец в Москве, с делегацией… мать тоже…
– Нет, я не могу!
– …и потом… Даже если б и не уехали…
– С ума сошел?..
– Это тебя недостойно.
– Что «это»?..
– Сама говорила.
– Что говорила?..
– Что только ради меня… Знаешь, если… – остановился он… – если откажешься… никогда не прощу. Умирать буду – не прощу…
Массивная дверь отворилась в покои. Не в квартиру – в покои. Объем, основательность. Высоченные потолки. Многозначительная тишина. Сантехника!.. Кухня блестит. Диван в гостиной беззвучно и невозмутимо принимает в свои прохладные объятия.
– Пойдем, –
