остудили пыл…
Вновь откинувшись в тесном рабочем кресле, Александр легонько потирал руки. В этот миг и он вряд ли видел собеседника: ему казалось, что он слышит некую симфонию невидимой битвы, которую придумал, как ему казалось, сам. О подсказках в полунамеках, в иносказаниях, в исторических легендах, пророчествах давних и нынешних – до них и царица была охоча – обо всём этом он быстро забывал, когда раскладывал пасьянс из конкретных лиц.
– Хорошо-хорошо, Александр Христофорович… Помните, как мы условились: все крупные фигуры постепенно вывести под угрозой страшной кары им, оставляя в круге лишь головорезов, крикунов… От Пестеля взять своевременно все бумаги – они важнее его жизни. «Русская правда», написанная русским немцем, сильнее пороха. Ну и… (Пауза.) Что Ермолов?
Бенкендорф тоже выдержал долгую паузу, на которую решался только он, и начал немножко торжественно, без единого движения в лице.
– Ермолов многолик, вы знаете… и трудно разобраться в намереньях. Он из тех русских, кто ради красного словца не пожалеет и отца. Занят обустройством Тифлиса, на свои деньги заводит госпитали. Просит пополнения, поскольку неспокойно стало на границе с Персией и на Кавказской линии – англичане держат слово Нессельроду, имея влияние на персов и на горцев через турок…
– Почуял старый воевода жареное… Ничего не давать, иначе персов ненароком разобьет до времени и еще более усилится в глазах народа и военных!
– Да, ваше величество. Назначением Власова на Кавказскую линию, других генералов мимо него раздражен, так как любит всех подчинять своей политике. Действительно, учуял нечто. От наших глаз старается избавиться, и граф Воронцов ему не доверяет вовсе – считает, что он заговорился и умышляет на правительство…
Александр встает, вмиг забыв о больной ноге и жестом приказав генералу сидеть.
– Разве?! Мы… Этак можно заиграться! С Ермоловым нельзя играть! Это тот сигнал, о котором мы говорили! Действуйте немедля! Мы дали на Кавказ несколько фигур столь мощных, что обойдутся и без Ермолова. Мертвый он послужит трону лучше!
– Всё уже предусмотрено, ваше величество. Он ценит важность собственной фигуры и всё меньше с летами рискует ею, но очень любит кухню… Всё готово. Но, ваше величество, если Ермолов бочка пороха, то фитилек… тот самый Грибоедов.
– Сочинитель? – удивленно переспросил Александр и стал молча прохаживаться, даже не припадая на больную ногу. Он, конечно, думал о Ермолове, его военная слава пошла в народ, его фразы и шутки мгновенно подхватываются всеми чинами… А если ему подсказывают и его направляют?.. Вот где заноза скрыта может быть!
– Как… Грибоедов, говоришь? Он всё еще при Ермолове? Ты же отпускал его в Париж – отчего он не уехал, подобно брату Сашки Тургенева, тому хромому? Твой друг юности Грибоед этот…
Бенкендорф растянул губы в тонкой усмешке, чуть качнув головой.
– И
