свое дело знает. И не слишком ее расстраивай.
– А то что? Кинется в пруд? – хохотнул Отрывкин.
– Откусить может. Всё, что на глаза попадется, – сказал Соловей.
И он так мрачно это сказал, что Отрывкин поверил сразу и даже представил. А представив, содрогнулся.
– А ее вообще можно до занятий допускать? С такими-то повадками? И что она, кстати, преподает? – заинтересовался Отрывкин.
– Умение владеть эмоциями, – еще мрачнее сказал Соловей.
– А сама-то умеет? Судя по ее пристрастиям… – засомневался Отрывкин.
– У каждого свои недостатки, – меланхолично произнес Соловей фразу из старой комедии[2].
– Вы что, опыты надо мной ставить решили? – завелся с полпинка, как старый драндулет, Отрывкин. – Приползет черепаха какая-то трехсотлетняя и оттяпает у меня – не знаю, что она там оттяпает, но не дам! – Он заводился всё больше.
Дом начал поскрипывать, книги на полках захлопали страницами, а в прихожей совершенно уже неожиданно пошел снег.
– Тихо! – очень громко сказал Соловей. – Никто калечить тебя не собирается. Учись хорошо, и всё будет в норме.
И тут в дверь будто начали скрестись.
– Это что? – нервно спросил Отрывкин.
– Не что, а кто, – поправила Сова, отлипая от зеркала, перед которым прихорашивалась с обновленным клювом. – Твой препод, Тортилович, скрипит.
– А по-другому она не может оповестить о своем прибытии, кроме как дверь до дыр проскребать?
– Может, – легко согласилась Сова, – она многое может. Но тебе это не понравится.
– Заходите! – громко и несколько поспешно крикнул Отрывкин.
Сначала из прихожей донесся странный шелест-скрип, потом слоновий топот и резкий скрежет когтей по полу, будто хотят быстро затормозить – например, перед дверью. Скрежет прервался сильным ударом чего-то мощного о дверь. Дверь затряслась, но выдержала (дедуля знал толк в надежный вещах).
Все переглянулись, но улыбаться поостереглись: мало ли что почувствует магистр Тортилович сквозь дубовые двери.
– Впустить! – приказал дверям Отрывкин.
Двери мягко приоткрылись, и в дверном проеме показалась туша огромной старой черепахи, не меньше метра в диаметре.
«Хорошо, что двери двойные, – подумал Отрывкин и сразу, без перехода: – Откусить может всё что угодно, это уж точно!»
Тортилович, или Тортилла между своими, вползла в комнату.
– Ну вот и я, – удовлетворенно сказала она. – Отрывкин, к доске!
– К какой? – мрачно спросил Отрывкин. – Вы, мадам, помещения перепутали.
– Я никогда ничего не путаю! – рявкнула черепаха. – Сел в кресло и слушай, а потом – к доске!
– Уважаемая, с ним так нельзя, – решился чирикнуть Соловей. – Он абитуриент особый, подход к нему нужен свой. А то как бы чего не вышло.
– Я запомню, – с угрозой
Из фильма «В джазе только девушки» (1959). Реж.: Б. Уайлдер.
