для того, чтобы юноша смог отчетливо увидеть свою смерть: убийца стоял в трех шагах и смотрел прямо на него. Одетый в черное, худой, среднего роста, он озадаченно озирался. Ганнон, не веря своему счастью, решил, что разумнее попытаться скрыться: стиснув зубы, он сделал один шаг, затем другой, но боль взяла верх – раненая нога подогнулась, и юноша выдал себя.
Взгляд врага быстро метнулся на ногу Ганнона, кровь, на лицо, снова на ногу. С профессиональной быстротой головорез подавил удивление, оглядел толпу и пошел на жертву – ножа в его руках уже не было. Тем временем между несколькими людьми уже шла потасовка, кто-то, обессилев, валялся на земле, остальные наблюдали. «Никто не заметит одного пришибленного в драке, а зарезанный – другое дело», – похвалил сообразительность убийцы Ганнон и тут же поразился нелепости своих мыслей.
Кольцо не то что не помогало, а, напротив, не давало полностью использовать руку – до толпы не успеть, хоть и оставалось шагов тридцать. Звать на помощь нет смысла: никому нет дела до еще одной пары дерущихся, хотя нет, до пары чужаков. Озарение настигло юношу в тот момент, когда руки противника уже смыкались на его горле. Вцепившись в них что было силы, чтобы дать себе еще глоток воздуха, Ганнон что есть мочи прокричал:
– Я пру, как Мирток под Перемычку?! Ах ты собака!
Лицо убийцы оставалось бесстрастным, но по наступившей тишине вокруг Ганнон понял, что его отчаянная задумка сработала. Хватка врага ослабла – к ним приближались еще стоявшие на ногах бойцы с обеих сторон конфликта: впереди шли провинившиеся, полные решимости искупить грехи. А подвыпившие зеваки, которым не хватило смелости на честную драку, почуяли легкую добычу. Головорез переводил взгляд с одного угрюмого лица на другое, но не мог выдавить ни слова. «А вот этому тебя не учили!» – позлорадствовал про себя Ганнон, пока пятился. Темнота скрывала лицо, а говор Арватоса он изображал мастерски.
Наемник глубоко вдохнул и ринулся бежать, вслед ему полетели палки и деревянные кружки, одна достигла цели, и он упал лицом в грязь. Убийца попытался подняться, но на него уже со всех сторон сыпались удары: в ход пошли палки, кулаки и ноги, раскрасневшаяся дородная крестьянка мастерски орудовала колотушкой для мяса, какой-то ушлый парень уже успел сорвать с жертвы сапоги. Ганнон, убедившись, что никто не смотрит, быстро оторвал часть плаща и перевязал рану – слава богам, ничего серьезного. Затем он приблизился, желая получше рассмотреть неудачливого убийцу, чтобы узнать хоть что-то.
– Ба, да тут и нож имеется, да на столбовом дворе… – протянул высокий вожак обвинителей, рассматривая переданный ему кем-то обоюдоострый кинжал. – Так может ты, господин, из Слышавших? Да что-то герба не вижу…
– Да что уж там, из Видевших! – раздался ехидный женский голос, на что толпа отреагировала дружным раскатом смеха.
– Я… – убийца поднял голову и, задыхаясь, начал говорить. Покрытое кровоподтеками лицо было не рассмотреть. – Я требую отвести меня на суд владельца земель. –
