влажностью, медом и чесноком, аж нос чешется, а Лера не сдерживается и чешет.
– Мама, нет, — слышит она отцовский голос, строгий как никогда.
– А ты мне поспорь еще. Тебя спрашивал кто? – слова бабушки резкие, обидные. Лера хмурится и как можно тише пытается пройти к закрытой двери, чтобы лучше слышать, что творится за ней, в небольшой комнатке, обустроенной бабушкой под кабинет. — Ты говоришь про мою дочь! – если Лера до этого просто прислушивалась, то теперь боится выдохнуть только, чтобы не пропустить ни слова.
– Мы говорим про будущую большуху и без инициации не обойтись, ты знаешь. Или сейчас, или никогда. Я следующую внучку уже могу не дождаться.
– Ты говоришь это последние десять лет, — фыркает отец.
– И следующие десять тоже скажу. И ничего. Потерпишь.
– Она еще ребенок.
– Лера, зайди, пожалуйста. – Замереть, не в силах пошевелиться, единственная реакция. Чем себя выдала? Как так? – Лера, я прошу только один раз.
Выдохнуть для храбрости, в фильмах такое видела и нажать на тугую ручку. Холодный свет в комнате со светло-голубыми стенами ослепляет, заставляет зажмуриться.
– Завтра начнется твоя инициация, — голос бабушки, тот самый, из-за которого приказы выполняются бесприкословно.
– Эм, — ничего умнее Лера придумать не может.
Бабушка смотрит прямо на нее, в отличие от отца, который отводит взгляд. Лера знает эту позу, эти напряженные плечи. Он сдерживается, хотя очень злится. А сдерживается, потому что поделать ничего не может. Против слова большухи не попрешь. И бабушка хочет, чтобы я…могла так же? Ну, не сразу. Когда-то. Когда придет время.
– Мне нужно будет что-то сделать?
– Тебе надо будет что-то сделать.
Лерку аж передергивает от этого тона. Холодного, строгого, совершенно не похожего на ее бульбуль. — Скажу завтра, когда будем на месте. Сегодня с семьей пообщайся, завтра некогда будет.
Отец резко выдыхает и вырывается из комнаты словно из клетки. Доски стонут под его шагами, недовольные, что с ними так грубо.
– Но, буль…
Строгий взгляд блеклых от возраста глаз обрывает ласковое обращение.
– Резиновые сапоги надень, в лес пойдем. Все, иди.
Лера будто не может не послушаться, разворачивается и на автопилоте даже подходит к двери, пока мысль не мелькает и не делает ее свободнее:
– А это надолго? В Академии важная лабораторная в понедельник.
– За три дня еще никто не справлялся.
Обескураженная Лерка выходит из кабинета и осторожно закрывает дверь. Неизвестность пробирается под кожу муравьями, что бегут строем. Только обычно они бегут за едой, а здесь без цели бродят туда-сюда, только нервируют.
