Лера.
Соболев руки на груди скрещивает, только чтобы не повторять движение, которое покалыванием волосков по ладони отвлекает от неудобного чувства, будто застрял в обуви не по размеру. А значит, действительно неловко. В компании подруги — довольно часто.
– Ты что творишь?
– Прыгаю, — усмехается она.
– А зачем? — Костя дергает манжеты рубашки поправляя. Только чтобы руки занять хоть чем-то.
– Погоди, — Лерка выпрыгивает какой-то известный только ей узор, запрыгивает на поребрик и одним движением поправив подол платья, уже спокойно идет в сторону вывески «Пышечная». Костя так и стоит, замерев. — Ну что я кричать тебе на всю улицу должна? — ворчит однокурсница и машет рукой, открывая дверь кафе.
Внутри тепло, даже жарко. Пахнет кофе и чем-то еще, приятным. Пока Костя занимает столик, Лерка уже делает заказ и через несколько минут тащит тарелку. На тарелке горка жаренных, золотистых, кривых колечек из теста, посыпанных сахарной пудрой.
– Жуй, пока не остыли, — Юрова вгрызается в золотистое и сладкое, закрывает глаза от удовольствия. Пудра сыпется на черные джинсы, но она не замечает. Только покончив с третьим колечком, вытирает пальцы салфеткой. И без предисловия начинает: — Это древний ритуал.
– Съесть три пышки? — с подозрением уточняет Костя.
– И это тоже, но ты про прыжки спрашивал.
– Прыгать, не наступая на швы плитки — это древний ритуал? — фыркает Соболев и берет пышку двумя пальцами, будто так не запачкается. Пытается аккуратно откусить, но сахарная пудра все равно остается комочками в нелепых пучках волосков над губой.
– Ну хорошо, не прям древний, но достаточно старый, — Лера протягивает ему салфетку.
– Для чего? — пышка, конечно, вкусная, но про бытовые ритуалы узнать для Кости всегда интереснее.
– Прыгать надо, чтобы хтоническое зло из недр земли не вырвалось в город и не разрушило тут все, — однокурсница говорит тихо, вкрадчиво. И смотрит не на него, а на продавщицу за прилавком, будто контролирует, чтобы та не услышала секретную информацию.
«Лучше б в библиотеке так говорила,» — думает Костя. А здесь в окружении людских разговоров, шума кофемашины, мотора с улицы… Ему приходится наклониться вперед, чтобы расслышать.
– Лер… — Соболев качает головой и возвращается к уже подостывшей пышке.
– Да погоди, — она отодвигает тарелку к краю столика, и сама придвигается ближе. — В общем, люди здесь живут давно. Живут, обижаются друг на друга, обиды эти порой с детства в себе носят. И все эта энергия…
– Уходит в землю, ведь человечество сейчас очень заземлено, — догадывается Костя.
– А это ты знаешь, — фыркает Лера.
– Ладно-ладно, молчу.
