– Голос под капюшоном оставался всё таким же безучастно скучным.
Эстор вроде бы и получил ответ на свой вопрос, но с таким же успехом мог ничего и не спрашивать – результат выходил один. Он заставил себе оторвать глаза от золотых стопок и перевёл их на капюшон. «Что ты там скрываешь? Отчего не хочешь показывать своё лицо?»
– Не сомневаюсь, что по её завершению, смогу сказать точно так же. – Эстор уже присвоил себе ещё не полученную груду золота высшей пробы. – Но всё же я привык иметь дело с конкретными задачами и знать, к чему готовиться.
Никогда прежде ему не доводилось сталкиваться с такой суммой, опасность в её свете как бы теряла значение, всё большую весомость приобретало золото, вытесняя мысли о рисках. Скажи ему этот сгорбленный человек в одиночку захватить сторожевую башню или напасть на лагерь Марбадского ополчения за лежащее на столе золото, он бы очень тщательно продумал, как это сделать. Это было чистым безумием, но на несколько мгновений Эстор позволил себе его предположить.
– А я не привык повторять свои слова по несколько раз. Тебе удалось добраться сюда в срок, но другие ещё находятся в пути, и когда в Ничейном лесу на поляне Толстого Дерева соберутся остальные, когда она вся заполнится наёмниками, тогда я выступлю перед всеми и расскажу, какую работу хочу предложить вашему народу. – Человек в капюшоне перестал забавляться с монетами, но не стал убирать руку со стола. Теперь внимание провала его капюшона было сосредоточено исключительно на разодетом Эсторе.
Краснопёр наконец смог очнуться от радужных грёз и внять трепету тревожных звоночков, бьющих у него в голове набат с того самого момента, как он сел напротив горбуна. Впервые за золотыми башенками он сумел разглядеть руку своего соседа, которую тот нарочно не стал прятать под плащ.
Кожа была неестественно красного цвета и очень туго натянутой на мышцы, очертания которых скрывали просторные рукава. Эстору подумалось, что в этой руке заключено впечатляющее количество силы, хотя она и не выглядела развитой, но больше всего его поразили пальцы… Длинные и ловкие, они выглядели колючими, в голову сразу приходил образ серпа или кирки. Они имели заострённый вид, последняя фаланга вытягивалась вперёд и сужалась, образуя клин.
От увиденного Эстору стало тошно, мясо на блюде потеряло для него всякий вкус, а местами выступающая из него кровь усилила приступы рвоты. Рука горбуна имела цвет свежего и сочного мяса. Уже без аппетита Краснопёр ухватил стебель петрушки и стал крутить его в пальцах.
Весы в его голове никак не могли прийти в равновесие: золото всё ощутимее тянуло вниз, но здравый смысл всячески этому противился. Это была самая настоящая западня, в которую его мастерски загнал этот шипящий и постукивающий голос под капюшоном, да и с какой целью он вообще раскладывал монеты на столе? Чтобы лишний раз пересчитать? Чтобы показать Эстору, за что тот должен согласиться на неизвестно куда ведущее безумие? Чтобы подразнить его?
Внезапно
