был взбешён, даже проклятый грязнокожий работорговец возбудил его в меньшей степени. Он был готов вскочить, перевернуть стол и хорошенько встряхнуть дохляка в грязном плаще. Его кулаки подрагивали, на некотором расстоянии от них застыли золотые башенки, а за ними сидел человек без лица, хранящий могильное спокойствие. Его рука с нечеловеческими пальцами даже не шелохнулась.
– Тогда я тебя здесь не удерживаю. – В напряжённой тишине последовал тихий ответ. – Ты можешь доесть своё мясо. И выйти через дверь. Никаких обязательств между нами не существует.
Никогда ещё Эстор не получал таких звучных и унизительных пощёчин! Они были только вдвоём: он и этот безумец в дрянном капюшоне, решивший, что ему под силу вершить судьбы других людей. Распоряжаться за них, что им следует знать, а что – нет.
Тридцать дней! Тридцать дней в пути вдоль враждующих границ, по пустынной равнине с голодными животами и всё это ради того, чтобы столкнуться с уродом, возомнившим себя центром всего!?
– Что? Да кто ты такой, чтобы указывать мне? – Граница терпения, если она и существовала, оказалась полностью разрушенной. – Кем ты себя считаешь или и вправду думаешь, что успел прикарманить меня кучкой золота? – Он ткнул пальцем в ближайшую башню, и та разлетелась с мелодичным перезвоном. – Думал, я уже готов поджать хвостик и бежать по твоей указке?
Со скрипом отодвинулся стул, опираясь ладонями о столешницу, Эстор подскочил и сильно наклонился вперёд, но даже в нависшем состоянии он не превосходил ростом прямую фигуру с узким горбом. Его лицо находилось на одном уровне со складками капюшона.
Из глубин материи донёсся лёгкий звук. Он мог означать и вздох. Мог означать и смех.
– Неважно, кем я себя считаю. Это дело касается только меня одного. А вот ты, Эстор, представляешь куда больший интерес. Ты рассуждаешь о неизвестности, считаешь себя главарём и думаешь о том, что сказать своим людям, но разве не твои люди однажды чуть не отрезали тебе голову, наградив кличкой Дырявое Горло? Не твои люди накачали тебя ядом, от которого кожа потеряла цвет, скажи, о Дважды Преданный? Если ты имеешь в виду этих людей, то мне тебя жалко. Тебе давно следовало назваться Эстором Одиночкой, ведь команды это не по твоей части.
Краска прилила к бледному лицу, шрам ещё отчётливее проступил на шее. Как сильно Эстор старался всё это забыть! Дважды ему приходилось возвращаться на самое начало. Он ненавидел свои прозвища, насколько бы правдивыми они ни являлись.
Наёмник что было сил ударил кулаками по столу, рассыпались ещё две башенки, а остальные он смахнул рукой. Золотые кругляши, утратившие в его глазах всякую ценность, полетели на пол и дробно застучали по опилкам. Сам Эстор резко прыгнул вперёд. Одна рука доставала из ножен узкий клинок, другая – тянулась к капюшону.
– Посмотрим, каким личиком наградила тебя пёсья мать!
Дважды его предавали, дважды
