так станет нашей. Говорят, в первую экспедицию солдаты много укреплений построили и даже дома.
– А мы еще больше построим, – согласился Алексей Григорьевич, – а потом наш генерал-губернатор с Манчжурской стороной договор подпишет, и все, станут эти земли законными русскими. А ты-то сам как оказался среди переселенцев? Я слышал, не все казаки хотели переезжать, многих по приказу отправляли, другие жребий тянули, кому ехать.
Спиридон, с удовольствием потягивая сладкий чай из цветастого блюдца, улыбнулся вопросу. Был он парень невероятно тщеславный и любил, когда им искренне интересовались.
– А я, Алексей Григорьевич, товарища своего спас.
– Вот как?
– Да, у нас в станице объявили, что в далекие земли поедут только женатые, так сказать, с целью надолго там поселиться. И вот выпал жребий моему товарищу женатому, Егору Скрытникову. Как уж он убивался, не хотел ехать! И выхода никакого для него не предвиделось, понятно же, что с приказами не спорят. А я вроде и не подхожу для набора, неженатый еще, а ехать уж больно хотелось. Говорят, каждому казаку на новой земле аж тридцать десятин земли бесплатно дадут в вечное пользование, подъемные деньги, от податей освободят. И самое главное, все инструменты для земельных работ выдадут. Я страсть как землю люблю и хочу на ней работать. Хочу зажиточное хозяйство иметь, хозяином на своей земле быть. Вот так и помог я Егору, вместо него ехать вызвался. Как же он, бедный, меня благодарил!
«Да, от скромности ты точно не помрешь», – добродушно улыбнулся своим невольным мыслям купец.
Тут в столовую вошел Вацлав. Волосы его успели высохнуть и лежали пушистой светлой волной. Глаза оказались зеленовато-светлыми. Высокие скулы, узковатый подбородок и точеный носик придавали ему вид холеный, как будто и впрямь барский. Взгляд серьезный, даже слегка холодноватый, отстраненный. Умеренно смуглым он был то ли от природы, то ли успел загореть от летнего солнца. Спиридон поднялся ему навстречу, и парни крепко обнялись.
– Ну, теперь друзья навеки, – весело прокомментировал Кузнецов и обмакнул баранку в тарелочке с медом.
И эти двое действительно подружились, несмотря на разницу характеров. Спиридон был парень горячий, шустрый, и смотрел на все происходящее восторженным взглядом. Вацлав, наоборот, норовил показать, что все происходящее ему не по душе, и он здесь лишь по стечению обстоятельств, выполняя все свои обязанности с оттенком обреченности, с ленью и неохотой.
– А ты разве меня запомнил? – спросил Спиридон.
– Да, я видел, как ты прыгнул в воду и поплыл ко мне, а потом – темнота…
– Неужели ты плавать не умеешь?
Вацлав пожал плечами:
– Да не приходилось как-то. В детстве я помню реку Вислу, но меня на берег не водили. Потом увезли в Иркутск, и тоже не случалось у реки бывать.
– Ты помнишь свою родину?
– Как такое не помнить, – глаза Вацлава наполнились
