открой, – раздался его бас за дверью. Я не сдвинулся с кровати.
В дверь опять настойчиво постучали.
– Вадь, открой, это моя комната тоже, – папа чуть повысил голос, и я все-таки поднялся с кровати, понимая, что капитуляции не избежать.
Крючок я откинул легким движением пальцев. Правда, металл постоянно выскальзывал из внезапно вспотевших ладоней. Я приоткрыл дверь, и отец заглянул внутрь, поглядел на сдвинутые кровати и тяжело вздохнул. А потом внезапно крепко прижал меня к себе. Я только сдавленно мявкнул, как придавленный котенок, но вырываться не смел. Отец держал меня в объятиях, ласково гладил по макушке, перебирал кудри. Я уткнулся холодным носом ему в пропахшую поездом рубашку и закрыл глаза.
– Я больше не уеду, – пообещал папа.
Сдавленно угукнув, я тоже приобнял его за пояс, желая казаться нежным и любящим сыном. Но внутри все равно зияла большая дыра вместо отцовского облика. Он казался мне незнакомым.
– Не хочу с ними жить, – прошептал я.
– Надо потерпеть, – он чмокнул меня в макушку. – Скоро уедем.
– Куда?
– Куда-нибудь… – неопределенно ответил отец, словно и сам не знал куда.
Он выпустил меня из объятий, и я быстро вытер мокрые глаза рукавом, надеясь, что отец не заметил захватившей меня слабости. Наши кровати пришлось раздвинуть, а в комнате сделать перестановку. Шкаф отодвинули к давней стенке, письменный стол поставили посередине между кроватями. Та кровать, что была получше и поновее, отделилась к противоположной стенке. Моя с проржавевшей металлической спинкой осталась одиноко стоять. Теперь она казалась совсем узенькой. Драповое одеяло, чтобы закладывать щелку между матрасами, больше не требовалось, и я кинул его на кровать отцу. Надо ж ему было чем-то укрываться.
Сетка, служившая основанием для матраса, совсем провисла. Я упал на кровать, и она жалостливо скрипнула под моим весом.
– Хочешь, поменяемся? – предложил отец, будто бы виновато поглядывая на мое ложе. – Эта покрепче будет…
– А ты потяжелее будешь, – я отмахнулся, поправляя застиранное постельное белье в розовый цветочек. – Не надо. Мне и на этой уютно.
За окном стремительно стемнело, и стрелки на часах добежали практически до девяти. Отец, видать, был с дороги: он, утомленный тяжелым днем, вытянулся на кровати и достал из все еще неразобранного чемодана детективчик Акунина. Непривычно было слышать, как в моей комнате чужие руки шелестели страницами, переворачивая их. Я не мог привыкнуть к отцовскому дыханию, такому шумному в осенней тишине. За окном второго этажа даже собаки не лаяли.
В коридоре опять щелкнул замок, и я тут же сел на кровати. В коридоре послышались грузные, тяжелые шаги – вернулся дед. Он характерно шаркал подошвами, поэтому его поступь я узнавал из всех других. Это с детства. Я прятался каждый раз, когда он возвращался домой.
Отец вышел из комнаты молча. Я подавил желание закрыть дверь на крючок и сглотнул
