пристроившуюся у высокого борта фонтана. В руках у нее был чудаковатый музыкальный инструмент, похожий на крохотную гитару, будто игрушечную. Обычные гитары Жун видел много раз, и даже пробовал играть, но такую видел впервые.
– Почему они так интересны тебе? – Сказал Галиель. – Я боюсь, как бы ты добровольно в бачи не ушел. Ты бы мог. Тебе мозгов бы хватило. Чем они тебе так интересны?
– А, – улыбнулся Жун, – вот о чем ты опять. Чем? Посмотри вон на ту девушку, которая сидит у фонтана, скрестив ноги, и играет на странном инструменте. Видишь?
– Ну. И что? Обыкновенная нищенка.
– Она не нищенка. Разве похожа она на нищенку?
– Зачем же она играет на улице?
Жун взглянул на Галиель и улыбнулся еще шире.
– Потому что Июнь. Потому что Лондонское небо сегодня слепит светом солнца. Потому что она умеет играть на маленькой гитаре. Потому что она хочет.
Девушка перебирала аккорды и, вероятно, напевала вслух слова песни: было видно как она открывает и закрывает рот, как сворачивает губы трубочкой, словно насвистывает. С такого расстояния не было слышно ни ее голоса, ни звуков маленькой гитары, но не было у Жуна сомнений – девушка играла что-то красивое.
– Или взгляни через дорогу. Вон там, видишь? У сквера на парковке.
Жун глазами указал на еще одну девушку. Она пила кофе, слегка присев на капот своей машины, и изредка, отщипнув кусочек от какой-то сдобы, бросала его воробьям. Одна из птиц, что посмелее остальных, взлетела на капот и бесстрашно приблизилась к девушке.
Галиеля передернуло.
– Я ее знаю.
– Правда? – Жун удивленно взглянул на друга. – Откуда?
– Она чуть не переехала меня своей железякой.
Жун расхохотался.
– А ты думал светофоры для красоты стоят?
– Вы с не сговорились что ли?
Девушка поднесла ладонь с лакомством как можно ближе к птахе, а затем медленно, чтобы не спугнуть, стала поднимать ладонь вверх. Какое-то время воробей глядел на поднимающуюся ввысь руку с сомнением, а потом взлетел, выхватил из раскрытой ладони кусочек и быстро упорхнул. Девушка рассмеялась.
– Что она делает? – спросил Жун с любопытством.
– Воробьев дрессирует, – пробурчал Галиель.
– Смотри-ка, и не боятся. Слушаются как заколдованные. И никакой парсимы не нужно ей.
– Пойдем. Чего ты пялишься на всех как идиот влюбленный? Где твое достоинство?
– Ты не понимаешь, – сказал Жун.
– Понимаю. Они тут блаженные все.
Жун похлопал Галиеля по плечу и повторил:
– Нет. Ничего ты не понимаешь.
Галиель шел, без особого интереса разглядывая дома. Большинство из них были старинными, невысокими, кряжистыми. Надежными. Некоторые из них, и даже многие, были уничтожены в одну из бесчисленных человеческих войн и восстановлены не так давно, но многие стоят здесь
