я надеялся, что ты организуешь мне поездку. Для чего вообще я взял тебя с собой?
На том конце провода весело хохотнули.
– Ой, взял он! А как бы ты меня не взял, если без меня ты и позавтракать не можешь? Ты ведь не смог позавтракать?
И рыжий дьявол весело и громко засмеялся. Галиель стиснул челюсть, и стоически дождался, когда его друг просмеется. Смеялся он довольно долго, и Галиель за это время сумел взять себя в руки. Он сказал, как можно небрежней.
– Так это твоих рук дело? Впрочем, я мог бы и догадаться.
– Здесь все работает от электричества, я тебе сотню раз говорил. Но ты ведь не слушаешь, отмахиваешься. Это тебе знать ни к чему, это не обязательно. Это каменный век. Пришлось прибегать к жестким мерам, ха-ха-ха!
– Хохмач! – Галиель покрылся пунцовыми пятнами. – Я тебя…
– Ладно-ладно, не злись. Просто я не мог удержаться. Обещаю, это было в последний раз. Впредь буду только помогать. Если ты все-таки пересмотришь свое отношение к окружающему тебя сейчас миру. Кстати, о помощи. У тебя встреча через, э-э-э, семнадцать минут. Машина у входа. Она доставит тебя по адресу. Серебристый роллс-ройс.
– Что такое роллс-ройс? – обреченно спросил Галиель. Он все еще злился на друга, за то, что в очередной раз почувствовал себя круглым идиотом.
– Большая серебристая машина. Бывает и не серебристая. Серебристая – это не обязательно. Просто за тобой приехала именно серебристая. Престижный транспорт. Под стать миллиардеру. Все, вперед, а то опоздаешь. Увидимся вечером.
– Стой.
– Что такое?
Галиель откашлялся и тихо сказал, будто речь шла о чем-то постыдном.
– Купи мне этот, смарт… ну этот… смартфон, будь он неладен.
***
Морган Голдфилд встретил Галиеля в вестибюли. Галиель сразу его узнал, хотя и не мог вспомнить его имени. Голдфилд был бачи, долгие годы работавшим на Тельгата Ту Фогдонуэр, отца Галиеля, и представлявшего интересы их компании здесь, в этом пакостном мирке. Бачи он стал не по своей воле, а по решению суда, а вот за что именно и на какой срок – этого Галиель не знал. Голдфилду было что-то около лет сорока-сорока пяти, и здесь он по меньшей мере половину своей жизни. Возможно, он уже и сам не помнит своего настоящего имени. Его можно было бы пожалеть, если Галиелю было бы до него хоть какое-нибудь дело.
Галиель рад был увидеть именно его. Во-первых, и в главных, с этим человеком можно быть до определенной степени откровенным, быть самим собой, быть Клотарцем, в конце конце, а не прикидываться одним из… даже произносить это мерзко. А во-вторых, иметь дело с бачи, все же несоизмеримо приятней, чем с любым из аборигенов. К этому еще привыкнуть нужно, брезгливо подумал Галиель, привыкнуть к тому, что каждый из них, например, тянет свои грязные лапы для приветствия, и необходимо отвечать на это тем же, конечно не во всех случаях, но кое с кем считаться все же приходится. Например, с советом директоров.
Голдфилд расплылся
