велено.
Вагон замер в испуге, в изумлении, в любопытстве, в неясности.
Кого-то прорвало:
– Вуде брехать, злыдень поганый!
– Вот-те крест! В газете писано: турци на нас пошли.
К газете тянутся нетерпеливые руки.
Рыжеусый ефрейтор внятно читает манифест Николая, оттиснутый жирным шрифтом на первой странице:
«Предводимый германцами турецкий флот осмелился вероломно напасть на наше Черноморское побережье.
Вместе со всем русским народом мы непреклонно верим, что нынешнее безрассудное вмешательство Турции в военные действия только ускорит роковой для нее ход событий и откроет России путь к разрешению завещанных ей предками исторических задач на берегах Черного моря…»
Смысл исторических задач ясен: Россия, по мнению царя, должна отхватить Дарданеллы, а может быть, и самый Константинополь…
Вагон гудит в пересудах, в спорах, в ругани, в догадках и предположениях.
Говорю об этом с Граве.
– Слышали? Читали?
– Про турок?
– Да.
– Читал.
– Ну, как реагируешь?
– Никак. Меня это не удивляет ничуть. Надо удивляться только тому, что турки слишком долго не выступали. Турция – исконный враг России.
Станционный колокол бьет к отправлению. Два звонка. Все занимают свои места.
– Куда же едем: вперед или назад? – спрашивает кто-то из угла.
– А бис его батьку знае! Нам все одно: што немцев бить, што турок.
– А где паровоз прицеплен: спереду аль сзаду?
– Спереду.
– Значит, на немцев едем.
– А как же турки?
– Да ну-те к лешему с твоими турками! Вот пристал, лихоманка!
Поезд трогается.
Во всех углах вагона плетутся нити разговора о турках.
Высадились из вагонов в густую темень осенней ночи и, построившись в колонны по отделениям, двинулись в сторону фронта по укатанному широкому шоссе.
Ночь темная. Дорога незнакомая. Не видно ни зги. Идем совсем не так, как учили в Петербурге. Не даем ногу, не оттягиваем носка. Идем обыкновенным человеческим шагом. Вся премудрость шагистики, за которую драли уши, оказывается здесь ненужной.
Штаб-офицеры едут на лошадях.
Обер-офицеры идут вместе с нами пешком. Разница между нами и ими в том, что они идут налегке, с шашкой и револьвером, а мы тащим винтовки, боевую выкладку и свой багаж. В общей сложности у каждого из нас по тридцать два килограмма. Начальник команды, подполковник Алеутов, командует:
– Песенники, на середину!
– Запевай!
И песня, вылетая из сотен солдатских глоток, играет в свежем похолодевшем воздухе осенней ночи.
– Взвейтесь, соколы, орлами…
Полно горе горевать…
То ли дело…
тянут тенора.
– То-л-ли
