для детей таинственным и вызывало вопросы. По утрам она выходила на балкон и курила. Папироса в ее длинных изящных пальцах смотрелась так завораживающе, что Маришка пыталась копировать Бабушку, взяв карандаш и принимая соответствующую позу. Один раз ее в этот момент застал Данька.
– Не старайся, – усмехнулся он. Где ты, а где Этери…
Маришка запустила в него карандашом, но не попала. Один раз она попыталась стащить папиросу из бабушкиной коробки, но безуспешно. Когда вожделенная коробочка с надписью «Герцеговина Флор» была уже открыта, вошла мама.
– Мариша, зачем тебе эта гадость? – в ужасе воскликнула она.
– Почему же гадость? Этери же курит, – возразила Маришка. Но мама уже обращалась к вошедшей бабушке:
– Мама, я же просила тебя хотя бы на сигареты перейти, ведь такой жуткий запах от этих папирос, да и дети…
– Успокойся, во-первых, все едино, ну а дети отнюдь не глупы, чтобы перенимать вредные привычки, – спокойно возразила бабушка. – Не так ли, Мария? – обратилась она к растеряно стоящей с коробкой папирос Маришке.
– Конечно, Этери, я просто хотела посмотреть: уж больно название мудреное, – слукавила Маришка. – А ты нас обещала в парк сводить, пойдем? – ловко перевела она разговор на более безопасную тему.
– Раз обещала, – пойдем, одевайтесь, – Ответила бабушка и повернулась к маме:
– Не волнуйся ты, мы ненадолго…
Как-то вечером они попросили Этери рассказать им какую-нибудь историю, на худой конец, сказку. Должны же бабушки рассказывать что-нибудь перед сном?
– О чем вам рассказать? Сами уже читаете. А сказки я не люблю… Ну хорошо, слушайте, – и Этери начала пересказывать балетные либретто. Так Маришка и Данька познакомились с «Баядеркой», «Жизелью», «Семирамидой» и «Гаяне».
– Этери, если бы Никия выпила противоядие, то они с Солором были бы вместе?
– Нет, Великий брамин обещал ее спасти, если она полюбит его, а не вернется к Солору, – встревал Данька.
– Да, дорогая, Даниил прав.
– Тогда, конечно, пусть лучше их души соединятся на небе, – задумывалась Маришка. – Но почему, Этери, любовь в твоих историях всегда так печальна? И Ромео с Джульеттой, и Жизель с Альбертом, – не унималась она.
– Настоящая любовь обычно трагична, дорогая.
– А ненастоящая? – интересовался Данька.
– «Ненастоящая» – это не любовь, – отвечала за бабушку Маришка, – да Этери?
– Ты, пожалуй, права, Мария, – задумчиво говорила бабушка и, пожелав им спокойной ночи, уходила к себе.
Во дворе Даньке с Маришкой прохода не давали: что это за бабушка у вас такая: на скамейке не сидит, одевается, как актриса, ни солений, ни варений не делает, даже не готовит. Они отбивались:
– А вот
