сквозь слюдяное оконце. Холод пробирал до костей – даже сквозь одеяло и меховую накидку. Вода в кувшине, что стоял на сундуке, наверняка замерзла. Приск дохнул, понаблюдал, как белые завитки пара клубятся в воздухе.
«Вот же нелепый сон… Нонний, мерзавец, приснился… это уж наверняка к беде, сон-то странный, а значит вещий… Неужели мне наяву мало этого Нонния, так он еще и в сон ко мне забрался, будто воришка в дом».
Приск никогда не был суеверен, но, случалось, сны его пугали. Так, однажды ему приснилось, что он умрет через два дня. Как именно умрет, не привиделось, но от ощущения близкой смерти холодом пробило до самых костей. Приснился ему тот сон в лагере Четвертого Флавиева легиона возле Берзобиса – где на обратном пути застряли на три или четыре дня повозки с ранеными. Лагерь был каменный, надежный, две трети легиона должны были зимовать в бараках, стеречь вместе с другими подразделениями проложенный летом путь. Раненые Четвертого легиона дальше ехать были не должны, остальных вывозили в Виминаций.
Приск ждал назначенного Морфеем срока с тревогой в душе. «День смерти» прошел на редкость буднично и мерзко – медики в госпитале перевязывали и осматривали раненых, кому-то вскрывали нагноившиеся раны, другим обмазывали мазью обмороженные пальцы, а кое-кому отпиливали руки да стопы. Рану Приска заново перевязали, и сам он, дабы не слышать воплей и стонов, весь день просидел на стене, вдыхая влажный осенний воздух – снег остался где-то там, на вершинах Дакийских Альп[51] – и слушая рассказы караульных о том, что где-то близ своей столицы даки, мол, возвели такие крепости, что их можно сто лет штурмовать, но все равно не взять. В мастерских стучали молотки, оттуда тянуло дымом – ремесленники уже готовились к кампании следующего года, у принципии квестор[52] ругался с каким-то вольноотпущенником – тот скупал по дешевке пленных и назначал цену мизерную, совершенно грабительскую. Все казалось спокойным, будничным, лишенным даже намека на опасность.
И все же смерть была где-то рядом, она притаилась в еловом черном лесу, кутаясь в плащ из толстой шерсти, с которой легко скатываются и капли дождя, и снег, покусывала губы, щурила глаза, примеривалась, выбирая жертву. Но так и ушла, не высмотрев добычи. Не запела тетива, не отправилась в полет отравленная змеиным ядом крючковатая стрела. Быть может, влажный туман был тому причиной?
Так что не сбылось.
Но нет-нет, и вспоминался Приску тот сон. Ну, что ж, теперь вот еще один – ему в пару…
Разбудить Тиресия, что ли, спросить, о чем говорит это появление Нонния во сне? Приск еще немного подумал и решил прорицателя не тревожить.
Кука заворочался, спросил:
– Нам вставать?
– Лежи, – отозвался Приск, – трубы еще не было.
– Хорошо бы проспать до весны.
Приск не ответил, выпростал из-под одеяла левую руку, несколько раз сжал и разжал кулак, вслушиваясь в собственное
На Пейтингеровой таблице (Tabula Peutingeriana), копии старинной римской карты, есть название «Бастарнские Альпы». Считается, что это название относится к Восточным Карпатам. Скорее всего, общего названия у Карпат в те времена еще не было. Название Дакийские Альпы – допущение автора.
