пифагорейцев. Весьма естественно, что неоплатонизм, желавший объединить с безличным божеством Плотина «Единое» (от которого произошел «разум», от него – «душа», а от нее, словно тень, – «материя») платоновскую антиномию «бог – космос», вынужденный соперничать с очаровывавшим массы христианством, присваивать (и творчески ассимилировать) его элементы, чтобы привлечь их на свою сторону, подобно тому, как (конечно, уже на совсем ином уровне) буржуазное общество заимствует «программы» социалистического. Многобожие в высшем стремлении своем преодолеть вред, нанесенный ему христианством, усваивало элементы всех верований прошлого, вызывая из-за встречающихся противоречий насмешки у апологетов христианства. Таким образом, наблюдается следующее явление: обе противоборствующие стороны согласны друг с другом не только в обвинении своей эпохи (бренность земной жизни, несовершенство человеческой природы, трудность приближения к богу), но и в средствах спасения (молитва, духовное созерцание, божья милость). Тем не менее, швейцарский исследователь духовных течений эпохи Юлиана Навилл делает следующее тонкое замечание: христиане верили, что избавление человека является делом Спасителя Христа, который вочеловечился для этого, тогда как неоплатоники полагали, что человек, наделенный божественной душой, способен сам добиться милости, спасения и бессмертия после долгой духовной аскезы…
В Пергаме, куда отправился Юлиан, преподавали неоплатоники Приск, Евсевий, Хрисанфий – словно яркие кольца ореола, окружавшие великое светило, Эдесия. Уже старый и очень больной, Эдесий, живя (как и все языческие философы) под наблюдением полиции, испугался, увидав среди своих учеников юношу из императорской семьи, поскольку наблюдение за ним становилось таким образом еще более строгим. Юлиан, сразу же оценивший своего нового учителя, желая выразить свою благодарность, стал делать ему роскошные подарки. Однако Эдесий не принимал их. В конце концов, поскольку Максим находился в Эфесе, а Приск путешествовал по Греции, Эдесий посоветовал Юлиану послушать лекции Евсевия или Хрисанфия, бывших его духовными сыновьями. Этот философ занимал весьма осуждающую позицию по отношению к мистическим нововведениям в своей школе, полагая, что только духовное освобождение, достигаемое благодаря философскому мышлению, может принести человеку избавление. Всякая теургия была для него шарлатанством. Юлиан почувствовал, что идеал его ранен.
На студенческих заседаниях этого небольшого университетского городка, куда его приглашали, полемика между различными учениками, отстаивавшими «тезисы» своих учителей, проходила весьма оживленно. Как-то в разгар пира один из учеников Хрисанфия, разойдясь, вдруг вызывающе протянул чашу в направлении учеников Евсевия, произнося импровизированное обвинение «блуднице материи». Ученики Евсевия, подражая жгучей иронии своего учителя, отвечали язвительными насмешками ученикам Хрисанфия, преподносившим
