зашипело и накинулось на мои ступни. Боль обожгла и немного отрезвила. Я отпрыгнула от края субстанции, подскакивая то на одной, то на другой ноге, шипя больше от отчаянья, чем от острых колючек, впившихся в мою обнаженную кожу.
– Пап… Как ты можешь тут ходить… Хотя да, ты же в обуви, – растеряно глянув на свои босые ноги, расстроенно всхлипнула я. – Пап… Иди сюда, пожалуйста. Мне страшно! Очень! Я потеряла подругу. И мой зверь… Моя кошка… Она исчезла, – истерика вырывалась хриплым голосом из глубины моего отчаянья.
– Папочка! Папуличка! Родной мой, любимый! Что мне делать? Я очень хочу домой! Там Вика… Мама… Пап, забери меня отсюда! – и все-таки я не сдержалась и начала рыдать как когда-то в детстве, захлебываясь слезами и совсем не детским горем.
Отец стоял в нескольких шагах от меня, протягивая руку в ожидании. В уголках его губ затаилась легкая грусть и усталость. Моя душа рвалась к нему. Мои ноги жгло огнем. Моя кошка молчала. Я бесновалась на куске земли со всех сторон окруженная смертельным туманом.
– Ну что же ты, девочка моя, я жду, – в папином голосе послышалось нетерпение. – Ты разве не хочешь чтобы мы были вместе?
– Папа, папочка! – я рыдала уже навзрыд. – Пожалуйста, забери меня отсюда… Ты же видишь… я не могу пройти по тумана, он меня убивает!
– Значит, ты плохо хочешь, – пожал плечами отец, опуская руку. – Значит, ты не достойна моей любви. Ты слаба.
Улыбка на его лице погасла, а лед в отцовском голос разрезал мой воспаленный разум на до и после. После не осталось ничего. Словно отец с размаху всадил в меня нож и провернул сто тысяч раз аз одну секунду. Я замерла на самом краю острова-ловушки, серая мерзость жадно накинулась на мои стопы, облизала их огнем. Я вздрогнула и поджала пальцы. Субстанция разочарованно заволновалась и отхлынула на пару сантиметров. А я осталась стоять разбитой каменной статуей с огромной дырой в самом центре груди.
Слова отца за долю секунды выжгли мою кровь, наполнив вены острым крошевом недетского горя. Слезы моментально застыли на лице, и, раздирая щеки осколками льда, медленно осыпались на землю. Сердце перестало биться, или вовсе остановилось на целую минуту. И я никак не могла запустить его снова. Живой мотор сбоил и отказывался работать. Мне нечем стало дышать. Я чувствовала, как медленно умираю, всматриваясь в человека, которого я ждала и любила долгих двадцать лет. И которой только что несколькими словами растоптал меня.
Прижав руки к груди, сдерживая рвущийся наружу болезненный вой, я нашла в себе силы глянуть в глаза отцу и вздрогнула от увиденного. Сердце, что отказывалось биться в моей раскуроченной груди всего минуту назад, вдруг заколотилось о ребра в дикой пляске от ужасе. Мужские глаза цвета расплавленного свинца без зрачков и отблесков, пустые и мертвые, не отражали ничего: ни любви, ни равнодушия, ни разочарования.
– Па-ап? – не до конца веря услышанному, прошептала я. – Что… ты… сказал?
