усеивали дорожки: кленовые, дубовые, ещё неизвестно какие… Вышли к детской площадке, там были качели, горки, песочница, какие-то другие сооружения. Мама подвела Лиечку к песочнице и, вручив ей совочек и формочки, присела на ближайшую скамейку; я тоже опустился рядом. Заметив, что я не свожу с неё глаз, Рэйчел спросила, улыбнувшись уголком рта:
– Что, сильно изменилась?
– Так ты теперь Киселёва? – зачем-то спросил я.
– Да.
– Какая ты красивая! – невольно вырвалось у меня: – Ты просто излучаешь флюиды счастья, – добавил почему-то (боже мой, что за банальную ахинею я несу!).
Рэйчел с улыбкой посмотрела в сторону песочницы, где копошилась дочка, и сказала:
– Да, я счастливая, у меня есть всё, что нужно человеку на этом свете.
У неё были глаза Мадонны Каупера53…
– Си-мэ-ни ха-хо-тaм аль-ли-бэ-ха ка-хо-тaм аль-зэ-ро-э-ха ки-а-зa ха-мa-вэт а-a-вa ка-шa хи-шэ-oль ки-нa рэ-ша-фэ-a риш-пэй эш шал-э-вэт-я, – по слогам, немного запинаясь, продекламировал я (по памяти, я выучил этот стих, который по моей просьбе надиктовал мой знакомый гебраист Илья).
– Печатью на сердце меня положи, печатью – на рyку, ибо сильна любовь, как смерть, ревность, как ад, тяжела, стрелы её – огонь, искры и пламя54, – перевела Рэйчел, удивлённо улыбнувшись, – да ты неплохо знаешь иврит!
– Ну, кроме этого стиха, я мало что знаю… Но это, по-моему, самое сильное место в Ветхом Завете, – я набрался смелости и посмотрел ей в глаза. Тут опять накатило… Голова вдруг закружилась, на несколько секунд окружающее расплылось и ушло куда-то из поля зрения, в глазах завертелись радужные пузыри… Из круговерти выплыло мужское лицо с небольшим шрамом под левым глазом.
"Lex de maiestatis minutae!" (Закон об умалении величия), – произнёс громоподобный голос; лицо стало бледнеть, истаивать и вскоре совсем растворилось…
Очевидно, она заметила, что со мной что-то не так, потому что схватила меня за руку и испуганно спросила:
– Что с тобой? – в голосе явно звучала тревога. Я уже приходил в себя, по лбу текли струйки пота.
– Ничего… всё в порядке, – выдавил я, оглядываясь. – Мою маму звали Лией, – зачем-то сообщил я. Её рука всё ещё сжимала мою ладонь; голова немного кружилась, но я уже овладел собой. Я погладил её по руке, она запоздало отдёрнула её…
Пока происходило вышеописанное, выяснилось, что в песочнице появилась девочка примерно такого же возраста, что и Лия, в розовой курточке и сиреневой шапочке с пушистым помпоном, рядом стоял, видимо, дедушка в коричневой куртке и чёрной бейсболке с надписью "Arizona", совершенно седой, и пытался загасить разгоравшийся конфликт между девчушками, заключавшийся в притязаниях на формочку в виде бабочки, которой хотели завладеть обе. Рэйчел включилась в разборку, сказав:
– Лия, пожалуйста, отдай девочке формочку.
Дедушка увещевал внучку:
– Полина, будь добрее, уступи девочке, видишь – она хочет поиграть.
Полина, нахмурив брови, с неохотой протянула Лие
