потому что держал два пальца правой руки за "бортом"своего мундира.Вон куда полетела мысль Хайло!
Он медленно (вероятно, тренировался перед зеркалом много лет) обратил на меня свой грозный и властный лик....И у Хайло отвисла вниз челюсть. И он задвигал ногами, руками, пытаясь встать из кресла. Но потрясение и растерянность лишили логики движений его тела, и он не смог встать с кресла.
Я подошёл к Хайло и рывком припечатал стопу ноги к его паху. Заговорил тем особенным голосом "зоны", от звука которого у людей тряслось всё тело:
– Я вижу, Хайло, что ты рад нашей встречи.
– Да, да.
– Отвечай: когда ты возил Катю к "папику", то кто был "папик"?
– Хр…Хр…
– Хрыч, директор детсткого дома?
– Да.
– А в вагоне электропоезда, когда банда Дятла напала на девушку, кто приказал?
– Хр…Хр…
– Зачем напали?
– Чтобы искалечить или убить.
– Зачем?
– Не знаю. Так приказал Хр…
Меня не интересовала та неизвестная мне девушка, тем более, я не видел её лицо. А если и увидел бы, то от чудовищного нервного напряжения не смог бы запомнить.
Но я почувствовал запах говна. Хайло, как всегда, обосрался. Я поставил Хайло на ноги и повёл к двери. Открыл дверь и увидел в коридоре Лахудру. Я несколько раз вежливо поклонился Хайлу. И Хайло, широко расставляя ноги, походкой толи пьяного, толи больного, пошёл по коридору к выходу. К Хайлу подскочила сильным рывком Лахудра, но ощутив запах говна, отскочила назад.
После рабочего дня коридор наполнился криками, визгом, матами.
Вечером я вышел в кухню, чтобы вскипятить воду для чая, так как собирался всю ночь читать книги, которые я взял у Геннадия Перовича.
Я вместе с Геннадием Петровичем вышел в кухню и увидел "классику"российского бытия.
В кухне среди развешанного для просушки белья, сидели по сторонам большого помещения на табуретках жильцы квартиры и "гости", на которых были только трусы, чтобы все видели "наколки"на торсах, ногах и руках. Они разделись до трусов только для того, чтобы пугать людей своим особым положением в обществе: "Бывший Зе – Ка".
Все, кто готовили еду – мужчины и женщины – "ставили"себя: сильно швыряли посуду на столы, напрягая вены на шее, орали друг другу, как глухие. Разумеется, модно щерились, хамски поддевали друг друга. Так же вели себя девушки и парни.
Прямо от входа в кухню сидел рослый парень, весь в татуировках. На его бёдрах сидели Лахудра и, такая же, как она, девица. Они по очереди целовали "приблатнённого"парня…Почти по песне "…целовался на кухне с обоями…"Рядом с ними сидел Нюшка и угрюмо смотрел в пол.
Когда мы вошли в кухню, Лахудра закричала, тыча пальцем в сторону Геннадия Петровича:
– Эй, профессор, дай ума жопу помазать!
Все начали смеяться над Геннадием Петровичем.
На
