крикнула Епифания – Лахудра.– Да, – откликнулся Нюшка. – После того, как он изнасиловал тебя и заставил заниматься проституцией.
– Но, но, не ври, – с угрозой в голосе сказал Грозный.
– Да хули мне врать – то?! – вскрикнул Нюшка. – Иль ты скрываешь, что тебя из органов пнули за торговлю наркотой? Ты же сам хвастался, что всех задержанных бабёнок трахал! Склонял к проституции. А сейчас он держиморда в магазине. Ловит воровок и трахает в подсобке.
Лицо и мускулистая шея Грозного покраснели от бурногог прилива крови. Он был в ярости, но не от слов Нюшки, а потому что я узнал его правду. Это была "классика"жизни людей, таких, как в этой квартире. Они друг друга "поддевали"("дружески подначивали") матами, высмеивали, предавали. Но очень "тонко"реагировали на иронию в свой адрес от людей с высоким интеллектом, которых они люто ненавидели. Но "ставили"себя перед ними "благородными"– "графьями", "князьями".
Грозный хотел "поставить"себя передо мной благородным аристократом. Но Нюшка оборвал его высокий промысел. И Грозный, ничуть не обидевшись на Нюшку, люто возненавидел меня.
– Хватит выступать! – напомнил всем о себе Поэт. – Я здесь король.
– Да, с моего разрешения, – властно сказал Нюшка.
Вода закипела, и мы, сняв чайники с плиты, вышли в коридор.
Нас догнал Грозный.
– А, ну, стой! – рявкнул он за нашими спинами.
Но так как ни я, ни Геннадий Петрович, не остановились, то Грозный пробежал вперёд и повернулся к нам лицом.
– Ты чо тянешь? – злобно заговорил он, глядя на меня. – Ты мне сразу не понравился.
Грозный подошёл близко ко мне, и я зная эту "уловку", напрягся. И когда он, чуть откинув корпус назад, нанёс головой удар, целя мне в лицо, чтобы изуродовать меня, потому что ещё в кухне он замыслил такой удар, я молниеносно крутанулся вокруг себя и оказался за его спиной. А Грозный, потеряв равновесие, быстро перебирая ногами, помчался по коридору.
В конце коридора он остановился, пробежав метров пятнадцать. Повернулся и, указывая на меня пальцем, громко и властно проговорил:
– Я тебя заказал! На седьмой день ты подохнешь!
Утром, когда я вышел из своей комнаты в коридор, я увидел кучу окурков перед дверью. В коридоре стояли и, вероятно, давно Нюшка с Лахудрой, Поэт, Грозный и другие жильцы.
Вперёд выдвинулся Нюшка и, качая головой, с укором в голосе сказал:
– Ты чо, Женя, нагадил? Кури сколько хочешь, но зачем ты паскудишь в коридоре? Ты ведь нам в карман срёшь. Где твоя совесть?
– Да, подло, – поддержала Нюку Лахудра. – А говорил, что порядочный человек.
– Ты не человек, Женя. – сказал Нюшка. – За базар отвечай.
Я в это время молча закрывал на замок дверь и не заметил, как рядом появился Геннадий Петрович. Он, дрожа голосом, сказал:
– Эти окурки час назад собирали во дворе Евлампия Тракторовна. Герцог и Грозный. А потом, Женя, бросили к вашей двери.
– Ты! – закричал Нюшка, – Врёшь!
