бы его побрал!»
– Девочка моя, – большая тёплая ладонь легла ей на лоб. – Как же так? Как же так?..
Ри не шевелилась, зачем-то делая вид, что она всё ещё не пришла в себя. Ладонь Тео пахла лосьоном для бритья «Old spice» – он пользовался только им с тех самых пор, как Ри подарила его на день рождения ещё до их свадьбы – запах въелся в его кожу.
– Если ты меня слышишь, подай какой-то знак, – дыхание защекотало ушную раковину, и Ри инстинктивно повернула голову в его сторону. – Милая! Ты проснулась?
Она приоткрыла веки и прямо перед собой увидела его лицо с лёгкой щетиной – странно, Тео всегда тщательно брился, прежде, чем выйти из дома. Он мог позволить себе щетину в исключительных случаях, например, если писал картины дни напролёт, не выходя из студии.
– Как ты меня напугала! – он поцеловал Ри в приоткрытые веки – Почему же сразу не рассказала про обморок в городе? Надо было прямиком к доктору, может тогда…
На последних словах голос Тео дрогнул, затем он резко встал и отвернулся.
– Что с ребёнком? – чуть слышно спросила Ри.
Тео не отвечал. Он стоял к ней спиной, застыв, как каменное изваяние, слегка сгорбившись под тяжестью невыносимой тишины, которая заполнила палату – такую тишину нарушают только правдой, и жизнь после этого меняется безвозвратно.
– Только не волнуйся. Обещаешь? – Тео повернулся, опустив глаза.
«После этих дурацких слов мне явно нужно начать волноваться…» – съязвил голос в голове Ри.
– Милая… – Тео присел на стул у кровати, по-прежнему не поднимая глаз. – Знай, я буду рядом.
– Что с ребёнком? – едва шевеля губами, повторила Ри.
– Ребёнка не было. Совсем не было и быть не могло, – Тео схватил её руку и начал теребить большой палец. – Я… сделал вазэктомию. Пару лет назад. Прости, что не сказал. Прости. Прости. Прости. Но сейчас это и к лучшему. Именно сейчас, это нам на руку. Мы можем заниматься только тобой, милая, а то ещё и ребёнком пришлось бы. Так наши шансы увеличиваются, понимаешь?!
Он прижался к щеке Ри губами, затем начал целовать её глаза, лоб, волосы, словно виноватый пёс, пытаясь чрезмерной нежностью зализать свои прегрешения.
– Ты же годами цинично наблюдал, как я заходила в ванную с тестом на беременность и выходила в слезах. Ты… Ты сейчас всадил мне не нож в спину, а долбанул топором по самому темечку… – Ри выдернула руку из ладони Тео, его прикосновение стало ей отвратительно, и с силой обхватила голову. – Наверное, поэтому и раскалывалась так! В ней же долбанный топор!
Она отвернулась, подтянула колени к животу, подбородок к груди. Вся сжалась, словно хотела стать маленькой, как в животе матери, чтобы успокоится под размеренный стук её сердца. Тук-тук. Тук-тук. И всё хорошо. Тихо и тепло.
– Милая, это не топор. Это опухоль. Доктор сказал, остался год… Но я не верю, слышишь! И ты тоже не верь!
И снова наступила тишина. Страшная, необратимая, зажатая, словно пленница, меж больничных стен. Ри бесшумно повернулась на кровати. Тео сидел
