ты, и портки дома оставил, про план со страха теперь уж не вспоминаешь?
– Вон он его план, вместе со льдами уплыл.
– Цыц, бабы, – Колосов опустил кулак на стол.
Стояли все, кроме Ханафеева.
– Не о том говорить надо. Что делать будем? Вон она, вода всё прёт, уж и крыльцо вот-вот скроет. Каждый час вон, – он показал на деда Михайла, – отметку переносит. Слава богу лёд встал. Пить нечего, есть нечего, дети и старики.
В едва затихшем зале снова заголосили сначала бабы, а за ними и дети.
– Чё орёте? Правильно Ванька говорит: вспухнем с голоду, ежели все не перетонем, как котята, – Ханафеев для речи встал со стула.
– Эт что с ним? Срам потерял, ой, бабоньки. Ширинку хоть застегни, – тыкали в него бабы, кто поближе.
– Эт я вот что говорю, – не обращая внимания на баб, продолжал Ханафеев. – Сидел на крыше от страха, думаете? Я, может, о спасении вашем думал, как народу помочь. Вон, дед Михайло лодку где-то добыл. Вот я и придумал, пока не затопило – переправить народ до сопок на ней.
– Ты что, очумел? Лодчонка двоих возьмёт, до сопок с полкилометра, да вода какая, да лёд прёт, а нас сколя?
– Что, не пойдёт? Тогда пусть Ванька переправит меня, я по сопкам мигом махну в город, к начальству, пусть спасают…
– Слушай, Иван пусти-ка меня, я ему в морду свисну, сволочь. Ишь ты, на сопки ему? А то тебе не понятно ли, что вокруг тех сопок то же самое. До городу шестьдесят километров. Смыться хочешь? – это наш сосед, дядя Лёня, лез с кулаками к Ханафееву.
Ханафеев даже сейчас не мог понять, что он здесь лишний, что нет в нём, кроме гонору, самого главного. Нет хребта. Он не знал местных условий, был пришлым. Но даже и не в этом его беда, его вина – в его тупости и чёрствости, о которых сам он не подозревал. Он считал себя умным, энергичным, принципиальным руководителем. На нашу беду, так считали и его начальники. План по заготовке леса выполняли стабильно, были не худшие в районе.
Куда же его принципы подевались? Он сел на стол, плюнул на пол: «Сдыхайте вы все… Всё вам не так».
– Не кипятись, Христофор. Куда пойдёшь? До горы-то добраться, может, и можно, это ты прав, – негромким уверенным голосом начал Иван. – Но до города не дойти.
– Телефон бы, Иван.
– Али рацию.
– Телефон? Рацию? – Иван сам зло заорал. – Пошли, мужики, где баб поменьше. Хоть покурить да поразмыслить без ихнего визгу.
Уже совсем рассвело. Вода прибывать перестала. С крыши я уточнил обстановку: дома снесены не все, то там, то здесь из-за нагромождённых торосов льда виднелись редкие чёрные крыши. Стоял лёд, стояли на месте и крыши, казалось, они не принадлежат домам, а просто лежат поверх льдов.
Барак бабы Нюры стоял. Они с дедом вовсе и не утонули, сидели вдвоём на крыше барака и держали корову за рога, а вокруг – вода до конька крыши и льды. Несколько храбрецов по льдинам в лодке добрались до них, хотели снять, да где там, бесполезно, от коровы их было не оторвать.
В унынии и вынужденном безделье проходил первый день. Каждый ел,
