школа кипела бог знает кем. Я имел свою цель, отбиваясь и протискиваясь, направлялся туда, куда мне было сейчас очень надо…
На крыше было уже много мальчишек. Здесь же был и Ханафеев.
– Да, не сладкая у вас здеся житуха, сопляки. Хреновина получилась… – он всё ещё сидел в одних подштанниках и майке, что-то из верхней одежды держал в руках.
Он один из всех видел, что произошло. А произошло то, чего отродясь в здешних местах не случалось.
– Я из дому – а она на меня, будь она проклята, льдина, – Ханафеев скользил дрожащими коленками на скользкой, обросшей мхом крыше, всматривался туда, откуда только что бежал. – Дома-то нет, что ли?..
Я не обращал уже на него внимания, слишком страшное творилось внизу. У самой школы, внутри её, стоял плач, мат и вопли.
– Серёга, да где ж ты, мой родименький? – выла во всё горло Томка, жена пекаря. – Был же тут… Утонул, утонул, бабоньки, и… их. – Бросилась, видно, в прибывавшую воду.
Я оглянулся.
Серёга её сидел рядом со мной и орал во всё горло:
– Здеся я, мамка! Чё орёшь, как ударенная?
Услышав среди шума и грохота своего сына, тётка обозвала его от радости матерными словами.
Тот, кто успел добраться к школе, был печально счастлив. Школа была высокая, стояла на бугре, где когда-то давно поселился первый поселенец этих мест.
Вокруг ходила смерть. Животных уже слышно не было. Их смыл первый вал. За валом воды пошёл выползший из берегов лёд. Он сплошной стеной понёсся по деревне. Трещали под его натиском и падали кое-где сохранившиеся и светящиеся ещё столбы с фонарями, дома…
Прошло несколько часов. Вода прибывала. По-прежнему было темно и холодно. Все ждали рассвета. Я уже продрог, несмотря на то что заботами мамы был одет неплохо и доставлен сюда сухим.
Когда относительно утихли треск льда и стенания людей, в ночи над деревней раздался тонкий дребезжащий старушечий голос. Кто-то пел.
– Аллилуйя… – и ещё малопонятные издалека слова.
Голос принадлежал бабушке Нюре. Не знаю, как у остальных, у меня на голове начали шевелиться волосы.
Её жуткая песня длинно неслась над всем, что было подо мной. А подо мной были вода и лёд.
Слухи уже пошли, что деревни нет, что её снесли льды. Так где же, думал я, эта баба Нюра? На льдине плывёт, что ли? Её окликнули. Ответа не последовало, и её песни тоже. Только донеслось: «Рятуйте», это был голос её деда. И всё.
– Утонули, царствие им небесное, отмаялись, сердечные.
Замолчал, наконец, и горемычный пожарник, добавляющий паники своим обезумевшим рельсом.
Я, как мне казалось, прикрыл слипающиеся веки, а когда пробудился – светало. Деревни не было. Насколько можно было рассмотреть – всё было бело. Всё пространство было заполнено льдами. Только около самой школы стояли несколько домов, в том числе наш. Отец остался дома – спасал от воды метеорологические приборы, а потом уже было поздно эвакуироваться.
– Вот
