чем тебе, я никому не доверяю!
Не замерзни
Учеба – дом. Дом – учеба. А еще врачи. Постоянные. И анализы. Выдраенно-надушенный запах частной поликлиники, на которую тратилась мать ради единственного сына, родившегося уже нездоровым. Кто виноват? Наверное – никто. И теперь всю жизнь приходится поддерживать себя с помощью людей в белых халатах, дурацких таблеток и уколов.
А он мечтал совсем о другом. Не это тело, худое, гораздо слабее, чем могло бы быть, хотел бы он видеть, когда моется. Не только в институт ездить или нагонять программу по всем предметам разом после долгих пропусков. Он ненавидел заходить в комнату матери, потому что там был зеркальный шкаф. Лишний раз видеть себя, бледного, с черными кругами под глазами, он не мог. В подростковых мечтах он себя представлял крепким, спортивным, «выжимающим» вес штанги и лихо гоняющим на мотоцикле. Сейчас и мечтать перестал. Время будто остановилось.
Парни с его курса вели концерты, устраивали какие-то встречи, куда-то ездили и, конечно, встречались с девушками. Макс проклинал себя, проклинал день, когда родился и оказался пожизненно привязанным к медицине, как лабораторный кролик. И ведь руки на месте, ноги на месте, роста высокого (даже, можно сказать, очень высокого!), на первый взгляд – просто человек, не особо румяный разве что. О девушке он тоже уже не думал, наоборот – решил, что если даже какая-то и додумается в него влюбиться – он честно расскажет ей о себе и отправит искать другого жениха, здорового.
А еще он мерз. Мерз, как щенок, каждую зиму, другие ребята выбегали на лестницу из института в распахнутых легких куртках – а он кутался в свой дурацкий пуховик, ходил с красным носом и стучал зубами, потому что ноги отмерзали. Но опять же злился не столько на кусачую морозную зиму, сколько на себя.
Скользко. И ветер. Глаза слезятся, он потер их перчаткой. На тротуаре перед ним ни души – или это так кажется? Метель становится все сильнее и сильнее, тут и слона не разглядишь. Пойти с прикрытыми глазами, что ли?
– Ой!
Женский голос. Надо же – не увидел и толкнул какую-то женщину, вот идиот.
– Вы не ушиблись? – обернулся Макс.
Слова извинения застряли в его горле, уже начинавшем болеть от какого-то очередного гриппа.
Во-первых, незнакомка была выше его, что само по себе редкость.
Во-вторых – таких он еще не встречал. Тончайшие черты лица, бледная – совсем как у него – кожа. Черные волосы, ярко-черные (если так говорят, но он не знал, как сказать иначе) длинные ресницы. Длинные черные волосы двумя потоками по плечам, настолько тяжелые, что их не трогает ветер, снежинки блестят на них, как драгоценности. Белой рукой с длинными тонкими пальцами, выглянувшей из широкого разноцветного рукава, она касалась противоположного плеча – видимо, все-таки сильно он ее задел.
А в-третьих – она держала во второй руке сложенный длинный зонтик.
Она улыбнулась ему тонкими губами:
– Всё хорошо, не беспокойтесь. Вам холодно?
– Холодно, – честно сказал он. «Вот идиот, кто ж
