свое море хоть каждый день!» – сказал он вчера. «Я не люблю тебя» – говорила ему я почти каждый день на протяжении четырёх лет. Но это ничего не значило в глазах Ванула. Его наложницы тоже не любили его, может быть, за исключением Лашуры, но отдавались ему, стараясь доставить настоящее удовольствие своему королю. Отсутствие любви не мешало им, так почему я не могла поступать также? За четыре года я так и не смогла подобрать нужных слов, чтобы объяснить – почему.
Единственное, к чему мы пришли во время очередной безобразной сцены в моей кровати – это к тому самому обещанию, на которое так пенял теперь Ванул. Тогда я опять отказала ему, но разгоряченному королю кто-то нашептал, что некоторых женщин убедить можно только ласками настоящего мужчины. Что ему стоит прийти ко мне и просто сделать всё, что он хочет? Тогда я почувствую его страсть и воспылаю к нему чувствами, которых мне так не хватает. И король получит нежную и податливую Лазуранну, которая отныне будет не только наполнять сокровищницу Трёх пальцев, но и согреет постель короля, одарив его всем, чем только может одарить мужчину влюблённая женщина.
И король получил Лазуранну! Дрожащую от гнева и глотающую слёзы бессильной ярости. Лазуранну, в глазах которой зажглась непривычная для неё ненависть, когда он стал действовать сообразно своим желаниям, и совершенно не обращая внимания на её протесты…
И распластанная под ним, содрогающаяся от ужаса и отвращения, находясь в одном шаге от окончательной гибели, я принесла ему Вечную клятву, сказав, что убью себя тотчас же, как только он переступит последнюю черту. Я могла это сделать, ведь в моих жилах течёт кровь Повелителей морей, и трёхпалый король знал это. Он поверил. Встал, дрожа от ярости и унижения и, как был голый, вышел из моих покоев. Я не видела его потом целую неделю, по обрывкам разговоров служанок узнавая, что он творил в это время в своём гареме.
С тех пор прошло почти четыре года. И теперь мой плен подходил к концу. Подождать оставалось совсем немного.
Я закрыла глаза и представила себе нежную и спокойную морскую гладь. Она влекла меня, обещая убаюкать, как своё возлюбленное дитя, и смыть все печали и горести, всю мою боль. Я почти воочию видела ласковые переливы розовых, зелёных и голубых бликов на поверхности бескрайнего моря, встречающего тихое, только нарождающееся утро. Там, где на небе плыли облака, вода становилась жемчужной, и мне так хотелось погрузиться в неё, чтобы почувствовать пальцами её легкое сопротивление, и улыбнуться крошечным волнам, порожденным моими движениями. Я погрузилась в это море спокойствия, и оно сомкнулось надо мной, увлекая в прохладную глубь. Туда, где я дома.
– Она бредит, – услышала я, выдернутая из приятных грёз резким звуком голоса лекаря. – Учитывая её состояние – это неудивительно, мой король.
– Так сделай, что-нибудь, Лаксмус! – возмутился Ванул, а я поморщилась от неприятных ощущений. Его экспрессия накрыла меня с головой – мой ослабленный организм уже не мог выстраивать привычную броню перед человеческими
