сестренка получила-таки на день рождения вожделенную китчевую вещицу. И была счастлива как ребенок; прыгала от восторга, потом обняла крепко-крепко и прокричала прямо в ухо: «Вадька, спасибо, ты самый лучший брат на свете!»
И правда, очень хотелось быть самым лучшим братом. Хотелось дать девочке все; хотелось, чтобы она ни в чем не нуждалась, жила долго и счастливо, получила приличное образование, вышла замуж за хорошего человека.
Только ничего из этих планов не осуществить.
И это вроде бы понятно. И одновременно – принять невозможно.
Как это так, Тани нет?
О ком заботиться, кого опекать?
Пустота. Никакого смысла ни в чем.
– Лучше бы погибнуть самому, – простонал Вадим, чувствуя, как по щекам потекли жгучие слезы.
Он сразу же стал их убирать – сначала пальцами, потом ладонями.
Плакать при чужих посторонних людях, волею обстоятельств оказавшихся в родных стенах, было очень стыдно. Однако еще долго унять рыдания не получалось.
И острая душевная боль тоже замерла, словно бы прислушиваясь к слезным потокам.
Вадим просто смотрел на Танин поясок, валяющийся на спинке дивана (собираясь на вечеринку, она вытащила его из юбки, так как считала, что он ее полнит. Вот глупышка, так переживала из-за своей мнимой полноты!). И пытался осмыслить: этот поясок есть, есть Танина одежда, ее книжки и тетрадки. А вот самой сестры больше нет. Для нее вся жизнь выключилась. Или не вся? Или наоборот – настоящая жизнь только начинается, так как душа сестры теперь возносится к богу?
«Проблема в том, что никто не знает, что находится за той чертой, – устало думал Вадим, подписывая какие-то листки, которые протянул милиционер. – Можно предполагать, строить догадки. Но точно никто не знает. Я думаю, ничего там нет. Темнота, небытие. Я это очень четко понял, когда смотрел на мертвых родителей. Было так страшно. Как же мы с Танькой без них? А ничего не изменить, они мертвые. И вот – сестра. А ведь…»
От прилива яростной ненависти стало трудно дышать.
Задрожали руки.
Вадим еле сдерживал желание взять у камину кочергу и проломить шарящим по дому ментам головы. Просто потому, что они никогда не теряли всю свою семью. И не знают, как это больно, даже вообразить не могут.
«Я смотрел на людей и не мог им простить, что у них нет тебя, и они могут жить…» – вдруг зазвучало в сознании.
А, ну да. «Наутилус помпилиус», Вячеслав Бутусов, яркий хит 90-х годов.
Все-таки все уже было.
Многие люди теряли своих близких и лечили эти болезненные раны.
Значит, через это испытание все-таки можно пройти. Хотя в настоящий момент кажется: такое не переживается…
– Простите, я хочу спросить, – Вадим поднялся с дивана, подошел к парням, что-то рассматривавшим на полу. – Я насчет сестры. Когда можно забрать… ее?
Выговорить «тело» у него так и не получилось.
Паренек сочувственно покачал головой:
– Прямо
