сундучком, профессор Маккласки откинула крышку и достала еще один пожелтевший пергамент.
– Сперва мы получили вопрос. – Она передала листок Стэнтону. – Исторический вопрос и строгое уведомление: не заглядывать в другие бумаги, покуда не дадим ответ.
Стэнтон посмотрел на пергамент:
– Тот же вопрос вы задали мне.
– Именно. Что мы изменили бы в прошлом, получи такую возможность. Совсем в моем духе, а? Словно старикан знал, что письмо его попадет ко мне.
– Вы нашли ответ?
– Да. И довольно быстро.
– Какой?
Маккласки цыкнула зубом, явно смакуя минуту.
– Конечно, событие должно было иметь европейский масштаб, – наконец сказала она. – Или хотя бы американский. Хорошо это или плохо, но последние шесть земных веков имеют облик того, что мы называем западной цивилизацией. Ты согласен?
– Пожалуй, да.
– Разумеется, согласен. Недаром у тебя диплом с отличием.
– Обычный.
– Во всяком случае, ты не законченный идиот. – Маккласки откинула полы шинели и потерла зад – огромные ягодицы, обращенные к камину, явно припекло. – Ну так ответь мне, Хью. Когда все пошло наперекосяк? Когда Европа сбилась с пути? Когда идеалы худшего возобладали над лучшим? Когда своенравное тщеславие и глупость сговорились уничтожить добродетель и красоту? Когда Европа променяла мощь и влиятельность на загнивание и упадок? Короче, когда самый могущественный континент на планете упрямо и добровольно скатился на самое дно, в один безумный миг превратившись из Зорро в зеро, из победителя в неудачника? Из бесспорного чемпиона-тяжеловеса в жалкого дурня, который сам себя нокаутировал и в луже крови растянулся на ринге?
На улице ледяной дождь вновь сменился градом. Шквалы один за другим сотрясали окно. Так грохотало, словно кто-то вытряхивал огромные простыни. Временами молния прорезала тяжелые мрачные тучи. Не определишь, день сейчас или ночь. И какое время года. Все смешалось.
– Вы явно имеете в виду 1914 год, – тихо проговорил Стэнтон.
– Я тебя не слышу, Хью, такой грохот.
Стэнтон посмотрел собеседнице в глаза и произнес громко, почти с вызовом:
– 1914-й, когда рухнула Европа.
– Точно! – воскликнула Маккласки. – Великая война – одна огромная историческая ошибка, которой было очень легко избежать.
Из горы грязной посуды Стэнтон выудил свою кружку и, сполоснув ее под сифоном, налил себе бренди. Как-никак Рождество.
– Н-да, – задумчиво протянул он. – Спору нет, это была беспрецедентная мировая катастрофа. Однако я не уверен в ее исключительном праве на первое место. Потом случались передряги и похуже.
– В яблочко! – приплясывая, выкрикнула Маккласки. – И все без исключения стали неизбежны из-за того, что произошло в 1914-м. Это был водораздел, развилка. Великая война завещала нам ужасный двадцатый век. До нее мир был оазисом покоя, где к благу всех развивались науки и общество.
– Наверное,
