соломой, один глаз-пуговица отвалился. Шапка выгорела, а мех слежался под действием осадков и солнца.
– Ух, какое чучело страшное, – поежилась Люська и попыталась прижаться ко мне. – Смотрит своим глазом, будто живое… На Вия похоже…
Пока Люська глазела по сторонам и охала, я незаметно шепнул Семе:
– Жди нас здесь, мы сейчас в дом войдем, после я Люську постараюсь на улицу сплавить, мол, наедине с коллегой-писателем переговорить надо. Тут ты ее хватай и веди к себе…
– Зачем к себе? – мечтательно осклабился Кондейкин. – У меня маман дома, мы лучше на сеновал пойдем. Только за поллитрой заскочим.
– Не надо никуда заскакивать, вот, держи, – я всучил Семе бутылку коньяка.
– О-о! От души! Андрей Григорьевич!
– Тихо ты! Не называй меня по имени.
Кондейкин запоздало захлопнул рот и жестом изобразил застежку-молнию на губах.
– Силя! Ты дома? – барабанила уже в дверь Люська.
В ответ тишина. Спутница подергала ручку. Заперто.
– Может, дома нет? – растерянно пожала она плечами, виновато оглядываясь на меня.
Я разглядел, что скоба для навешивания замка свободно болтается на косяке, значит, заперто изнутри.
Тогда я поднялся по ступенькам, Люська посторонилась, пропуская меня вперед. Дернул ручку – и чуть не завалился. Дверь вдруг легко поддалась, открывая проход в полумрак дома.
– Странно, – округлила глаза спутница. – Только что закрыто было…
Она вытянула толстую шею, пытаясь заглянуть внутрь, но шагнуть вперед почему-то не решалась.
– Темно, как в могиле, прости господи, – прошептала она. – Белый день на дворе, а внутри – хоть глаз выколи…
– Но кто-то же нам открыл, – нахмурился я, разглядывая крючок, что болтался изнутри дверного проема.
– Силь… А Силь… – пролепетала спутница. – Это я, Людмилка Агапова. – Ты тута?
И снова в ответ тишина.
– Может, его убили? – прикрыла рот ладошкой Люська, будто сама испугалась своих слов.
– Что ты там такое каркаешь? – выглядывал из-за ее спины Сема, он не выдержал и тоже подошел к нам.
– Сейчас проверим, – распорядился я. – Стойте здесь.
Я шагнул внутрь, незаметно расстегнув под распущенной рубахой кобуру. Рука привычно легла на пояс, где висел пистолет. Черный зев дома проглотил меня, мрак окутал – ни зги не видно.
Напоминавшие плотную мешковину шторы задернуты наглухо, еще и ставни некоторых окон прикрыты.
Я сделал на ощупь несколько шагов, шаря рукой по стене в поисках выключателя, как вдруг почувствовал, что в меня уперлось что-то твердое. Даже через рубаху я ощутил холодок стали. Мне в грудь упирался ствол.
Глава 4
– Стой, а не то пальну! – раздался глухой голос из темноты.
Первой
