снова раздался веселый голос Бронвен. – Справа – Лара Смит-ас, наша знакомая из далекого заносчивого Асгарда. Талантливое дитя Биврёста, истинный варден-защитник. Слева – наш специальный гость. Тобиас Валецкий, красавец с юга, варден-хельхейм, единственный в своем роде! Юг против севера, Хель против Асгарда! Делайте ставки!
Бормотание Ки Иогмы заглушил грохот еще пары открывающихся дверей. Осветив Арену, Райдер, блестя темными глазами, вперился в крошечную фигурку Локи, вышедшую навстречу оконосцу:
– Игра началась!
Тобиасу Валецкому было семнадцать, когда он вступил в «Око». Он жаждал власти, славы, возможности проявить себя – всего того, чего хочется любому молодому человеку. Теперь же, девять лет спустя, он, рано поседевший от экспериментов с Утгардом, понимал, что иного пути не предвидится, что он либо доведет дело до конца, либо умрет – никакой середины. Кто бы мог подумать, что сын торгаша из Хели, чье будущее было предрешено бакалейной лавкой, сможет добраться до таких высот? Добровольно он ложился под скальпель Джона Смита, добровольно терпел невыносимую боль и оказывался на грани жизни и смерти. Лучший его эксперимент, лучшее оружие, первый из хельхейм варден. Пока не появилась она, эта маленькая асгардская дрянь – одноглазая Иргиафа, ставшая любимицей доктора Смита. Дошло до того, что его отправили в Мидгардскую глушь – контролировать поставки оружия для восстания союзника Смита. Документация фабрики была в ужасном состоянии, а руководство, подворовывая, что плохо лежит, закрывало глаза на подпольные бои, которые рабочие устраивали время от времени.
Тобиас не слишком вникал в дела, касающиеся Асгарда, но никогда не испытывал к нему симпатий. Ему асы не сделали ничего хорошего. Они с матерью ехали из Цверги домой, но доехать не успели: наемники-турсы схватили их возле границы со Свартальхеймом и загнали в какой-то фургон с асгардскими надписями. Ему, ребенку, удалось удрать. Он кое-как добрался до Врат Модгуд, рассказал пограничным дозорным, что случилось. Его накормили и дали тяжелую взрослую куртку, но спасать мать никто так и не пошел. Он рыдал, покусал солдата, который пытался его успокоить, украл деньги и сбежал. Добрался на попутке до Кромежника, чуть не попался семейке каких-то беженцев-людоедов, чуть не утонул в реке и напоследок упал в овраг, сломав пальцы на левой руке. В Кромежнике его ждал взволнованный и расстроенный отец, но на поиски матери так и не отправился, ссылаясь на то, что лавку нельзя закрывать, иначе они лишатся последних денег. Тобиас крутился возле полицейского участка почти год, но его заявление о похищении так и не приняли. Тогда в сердцах Тобиас побил все окна в участке, а отец, вместо того чтобы похвалить его, расстроенно извинялся перед полицейскими. Этого Тобиас так и не простил ему – затаил злость, которая крепла день ото дня, поддерживаемая жаждой мщения, как суп, закипающий на медленном огне. Последним ингредиентом в этой похлебке стало то, что отец запретил вступать в армию. Но и в армии, среди самодовольства и какого-то отупения, Тобиас не нашел, что искал.
Цепочка
