прочих ляхов вооружил против себя русских. Но так как никто из вождей не явился, то предприятие ограничилось бесплодным шумом, и с рассветом все разошлись по домам.
Сие бездейственное покушение, вместо того, чтобы предостеречь самозванца, кажется, умножило еще его беспечность, внушив ему пагубную мысль, что его так все страшатся, что ни у кого не достанет духу в самом деле восстать против него. В сем предубеждении он успокоился совершенно и занялся делом государственным. Утром пятнадцатого числа польские послы были приглашены во дворец, где нашли Лжедимитрия, сидящего в голубой одежде, в высокой шапке и с посохом в руке. Он отправил их в особенную палату, куда прибыли также назначенные для переговоров с ними бояре – князь Димитрий Шуйский и князь Рубец-Мосальский, думный дворянин Татищев и думные дьяки Власьев и Грамотин. Послы сказали, что король, усердствуя разделить с царем славу войны против Порты, просит объявить им, когда и с какой силой царь намерен ополчиться на неверных, после чего и они в состоянии будут изъяснить, что и Польша может предпринять со своей стороны. Татищев отвечал им, что царь, намереваясь воевать с турками, имеет только в виду ревность к славе Божией и святой вере, а что поляки намеками своими дают повод подозревать, что желают единственно выведать мысли московского государя, чтобы потом найти предлог самим уклониться от содействия. Послы обиделись таковым упреком, в доказательство несправедливости коего приводили, что всегда предлагающий предприятие обязывается первый объяснить, какими мерами надеется достигнуть желаемой цели. Тогда русские сановники пошли доложить самозванцу о слышанном ими. Татищев, Власьев и Грамотин возвратились с таким ответом, что царь приказал думным людям своим заняться изложением мыслей своих по предмету нужных средств для замышляемых действий и что он в непродолжительном времени сам будет о сем совещаться с послами в присутствии своих бояр.
Из дворца послы поехали обедать к пану Тарло, куда приглашены также были князь Вишневецкий, пан Немоевский, оба Стадницкие и другие паны. Гости по тогдашнему польскому обыкновению порядком подпили. Когда после обеда они занялись пляской, то пришли сказать им, что поляки подрались с русскими. Нетрезвые паны смутились тем более, что имели еще на уме скопища прошлой ночи. В сие время ударили к вечерне. Оробевшие гости приняли сей звон за набат и разбежались. Послы поспешили возвратиться домой и известили единоземцев своих, чтобы в случае опасности искали убежища на Посольском дворе. Но скоро узнали, что вся тревога произошла только от того, что хмельной гайдук князя Вишневецкого прибил русских и, в свою очередь, был прибит ими. Лжедимитрий двукратно присылал к послам секретаря Бучинского успокаивать их и сказать им, что он так хорошо принял в руки государство, что без воли его ничего произойти не может. Несмотря на уверения сии, послы поставили стражу у себя на дворе, а воевода Сандомирский и сын его расположили на занимаемых ими дворах всю прибывшую с ними польскую пехоту
