спросила она.
– Там, там, как она, попрошайка, Подайкопеечку, – она для убедительности показывала рукой в сад.
– Она вас обидела? – нахмурилась монахиня.
– Нет, это Оля!
– Пойдёмте, я вам воды дам, – монахиня потянула её за руку. – Не волнуйтесь.
Женщина выпила воды, присела на жёсткую скамью.
– Понимаете, это Оля. Она пропала давно. Мы с ней в одной группе в институте учились. Она поехала домой на каникулы и пропала. Её все искали. Долго. Всё надеялись, что найдём. Потом, – она вздохнула, – что хоть тело её найдём. Потому что невыносимо было, что нет человека, был и пропал. Мать у неё не выдержала и умерла. А Олю так и не нашли. Двадцать лет уже прошло. Понимаете?
– Понимаю, – монахиня печально посмотрела на неё.
– А сегодня я её здесь увидела. А она не помнит, что её Оля зовут. А это точно она! Её сумку нашли, документы, кровь была вокруг, куртка её была порвана, следы мужские, Олины следы… – женщина всхлипнула. – Мы дружили с ней, понимаете?
– Да…
– В милиции сказали, что, скорее всего, было изнасилование. Мужика, который это сделал, задержали. А её так и не нашли. Она словно испарилась. – Женщина опять схватила монахиню за руку. – А она давно у вас тут?
– Да, давно, – сказала монахиня, – я уж и не помню сколько лет. И откуда она, не знаю.
– И ничего не рассказывала?
– Нет, – она помотала головой, – думаю, она не хочет это вспоминать. Или просто забыла.
– Нет, ей надо обязательно помочь! Когда она приходит?
– Днём. Но, – монахиня задумалась, – вы уверены, что она хочет быть найденной сейчас?
– Да!
– Если она не помнит, как её зовут, возможно, она захотела забыть, что с ней случилось?
– Нет, нет, – рассердилась женщина, – я её буду ждать.
– Воля ваша.
Подайкопеечку до темноты сидела в кустах. Видела, как вышла та женщина. Опять забормотала: «Не Оля, не Оля, не Оля», заплакала и уснула. Проснулась ночью, встала, подошла к своей скамейке. Села. Легла. Посмотрела на звёзды сквозь облетающую листву большого дерева.
Все мы птицы небесные…
Встала, подхватила мешок и перелезла через ворота. Повернулась, взялась руками за прохладные прутья монастырской ограды, прижалась виском, постояла.
– Не Оля, не Оля, не Оля, – мучительно выкрикнула она и ушла.
Женщина приходила в монастырский сад до холодов, постоянно спрашивала монахинь, не появлялась ли Подайкопеечку. Но никто с тех пор её не видел.
РЕТУШЁР
Сколько он себя помнил, его жизнь была связана с фотографией. И жизнь его семьи тоже. Дед, прадед, отец – все были фотографами. И он считал, что тоже будет фотографом. Даже сомнений не было.
Но фотографом он не стал.
– Руки кривые, – сердился отец, когда рассматривал
