мурашки пошли по коже. Разговор шёл не туда. Ситрик не рассказал самое главное – что на самом деле заставило его дать обещание Ингрид. Только он подумал об этом, как пальцы его похолодели. Бестолковый разговор он затеял, раз по-прежнему готов прятать свой самый страшный грех. Он закрыл глаза и принялся успокаивать дыхание. Что же, стоило остаться с Холем дома и дальше вязать носки. Только выставил себя посмешищем в который раз.
– Прежде я брал силу в молитвах, – наконец произнёс он после долго молчания. – Но сейчас… У меня не получается использовать этот источник. Он опустел. Я молюсь, как прежде, но понимаю, что толку в этом никакого. Молитва стала для меня обрядом, привычным действием, что я совершаю, но о чём уже не могу думать.
– Странно ты мыслишь, парень. Разве не в том смысл одного и того же действия, чтобы привести суетной день в порядок? А в порядке спокойствие кроется. Часто ли ты молился? Столько же, сколько прежде?
– Нет, – помедлив, честно ответил Ситрик.
– Верни молитву себе.
– Я не могу.
– Отчего же?
– Мой друг. Он безбожник. Он насмехается надо мной каждый раз, когда я преклоняю колени.
– Нашёл проблему. – Священник фыркнул. – Холь этот твой насмехается надо всем, что видит. Шут он и балбес, пусть и голова его седая. Дюже ты много печалишься о других и о том, что они подумают о тебе. Чай не Господь Бог, чтобы перед ним или перед кем-либо ещё смущаться, как на праведном суде.
Ситрик кивнул. Ольгир, никого не боящийся, прежде говорил ему то же самое. Вот только его он не слушал.
– Я понимаю, – прошептал он.
– Сейдкона твоя тебе жизни не даёт, да? Дал бы ей отпор. Дай и другу своему отпор. Есть у тебя на это сила. Иначе бы ты так много не прошёл. Вы же с ним из Онаскана идёте?
– Да.
– То-то же.
– Но как мне дать отпор? Я же им обоим должен. Жизнью обязан.
– А много ль жизнь твоя стоить-то будет, ежели ты так и будешь позволять им попрекать себя? Достойным будь.
Ситрик округлил глаза.
– Как же? То не будет гордыней?
– Ох, послушай меня, мальчик. Я тебе как человек скажу, а не как священник. – Отец Якоб покосился на образа, сотворил божий знак и продолжил: – В меру всего должно быть. В тебе сейчас печали столько, что толика гордыни тебе только на пользу пойдёт.
Ситрик снова кивнул, понимая, о чём речь. Он задумался: он ведь так нужен Ингрид, а значит, он для неё ценен. А раз он для неё ценен, то и он сам должен ценить себя. Она не сможет обрести покой без его помощи. Он важен и нужен ей.
– Иди помолись, – произнёс священник, отвлекая Ситрика от дум. – И скажи, какие грехи тебе отпустить?
– Я могу не произносить их?
– Вот скромняга. Что же боишься похвастаться? – пошутил священник, но от шутки стало только горше.
– Я боюсь признаться.
– Женщины, – крякнул отец Якоб, и Ситрик, скрестив за спиной пальцы, решил согласиться
